Мешок со связанным пленником отнесли к запряженной карете, небрежно запихали в рундук для поклажи, закрыли на замок, и лошади галопом понесли карету к монастырю Дейамор.
Изнемогшая от пережитого маркиза невольно задремала, утонув в пуховых подушках. Ей привиделся сын, не тот неприятный мужчина, которым он стал, а милый маленький мальчик, что радостно говорил ей «мама». Потом она увидела Беллатора, лежащего в луже крови, и застонала, не в силах вырваться из сокрушающего кошмара.
Когда карета остановилась и открылась дверца, не сразу сообразила, где она. Опомнившись, тряхнула головой и выбралась наружу, опершись о сильную руку грума.
Маркиза не раз бывала в монастыре Дейамор, и каждый раз ее пронзал благочестивый трепет. Вот и в этот раз она богобоязненно перекрестилась на сверкающие кресты величественного храма и попросила разрешения переговорить с настоятельницей. Встретившая ее послушница сбегала к Фелиции и вернулась с приглашением.
Маркиза прошла в дом Фелиции. Та сидела за столом, мрачная и чем-то сильно удрученная.
— Вы огорчены, мать настоятельница? — маркиза подозревала, что повод для огорчений у них один.
Фелиция горестно вздохнула и жестом пригласила гостью присесть.
— Да. Исчез мой племянник. Он никому не сказал, куда направился. Его нет уже несколько дней. Мы все в страшном волнении.
— Боюсь, это моя вина, — маркиза чувствовала себя безмерно виноватой и не знала, куда спрятать взгляд от стыда.
— Ваша? — Фелиция прозорливо посмотрела на нее и враз все поняла. — Его похитили? Из вашего дома?
Маркиза кивнула.
— Я не знаю, кто и для чего это сделал. Меня, к сожалению, не было в поместье. Я была… — голос у нее задрожал и сорвался.
Настоятельница порывисто поднялась и подошла к посетительнице. Соболезнующее положила руку на ее рукав и тихо проговорила:
— Я знаю о вашем горе, маркиза. И от всей души сочувствую. Но не понимаю безрассудство племянника. Зачем он поехал к вам в такое время?
— Он не знал о смерти моего сына. А, возможно, хотел выразить сочувствие. — По чуть вздернутым бровям собеседницы маркиза поняла, что выбрала не то выражение, и поправилась: — Просто пожалеть. — Зарумянившись под проницательным взглядом настоятельницы, призналась: — Как вы догадались, мы любовники. Знаю, это мой смертный грех…
— Никакого смертного греха тут нет, маркиза, не наговаривайте на себя, — прервала ее Фелиция. — И вы и он свободны, так что прелюбодеяния не было. Конечно, было бы лучше, если бы ваши отношения были освящены церковью, но я понимаю, для вас это недостойный мезальянс, на который вы пойти не в силах.