— Не волнуйся. Захочешь, и Гольдштейна припишем.
— А четверную?
— Что ты ко мне подходцы ищешь? Ты только плати, а я тебе хоть десять фамилий нарисую!
— Я, пан советник, вот о чем подумал: ведь если Государь Император только тройной фамилией ограничился, то можно ли простому еврею его в этой гордости обогнать?
Кувшинников запнулся. А и в самом деле, не будет ли четверная фамилия расценена как бунт против священной особы Александра Павловича?! Он поежился, словно к нему уже прикоснулся топор палача, и немного сдал назад:
— Пожалуй. А тебя, братец, не пальцем на кухне делали. Ограничимся тройной фамилией. Гони шесть рублей на бочку!
— Да бог с вами, пан титулярный советник! Откуда у меня такое богатство? Я вам хочу вкусный гешефт предложить.
Поскольку Кувшинников уже начал наливаться кровью, приближаясь к апоплексическому удару, Велвл затараторил, стараясь обогнать бешеную волну:
— Пан советник, я получаю от вас тройную фамилию в рассрочку под дюжину процентов годовых с обязательством ежемесячной уплаты. Посмотрите, какая выгода: в фамилии Энгельгланцъ-Фогельзангъ-Гольдштейнъ — тридцать четыре буквы. Значит, через тридцать четыре месяца вы получите от меня восемь рублей четыре копейки. Если я просрочу платеж, то вы каждый месяц будете вычеркивать из моей фамилии по одной букве до полного погашения кредита. Это выгодная сделка, пан советник, от такой даже царь Соломон не отказался бы.
— Пошел вон! — запустил в Велвла моченым яблоком Пармен Федотович. — Если есть два рубля — плати! А нет — сгинь с глаз моих долой! Стась, запиши-ка его Эзелькопфом, чтоб голову мне не дурил!
— Что вы, что вы! — струхнул Велвл. — Как есть плачу: вот восемьдесят копеек за характерную фамилию.
— Пиши, пан Стась, ему характерную! Мошенник он, и дети его будут Мошенниками!
После расправы над Велвлом, больше никто не осмелился предложить Пармену Федотовичу вкусный гешефт, и община покорно развязала кошели со слезами.
XIX
Едва стало смеркаться, с тополевым корытом, в котором лежали какие- то детские тряпки, на улице появилась Рахиль, чтобы быстро прополоснуть их в реке, — легче серны быстроногой, нежнее капли росы, гибче ветки под ветром. Слаще меда, пряней мускуса была она вся, как вино: вино гранатовое, венисовое. Пану Станиславу допьяна им напиться суждено; выкуп, вено тем вином взять.
Стояла Рахиль на дороге в шелковой белой симмаре, окутавшей ее, как невесту, с головы до ног. По подолу платья бежала витиеватая кайма-зизит с кистями из овечьей тонкопряденной шерсти. Плечи невесты покрывал пелериной ефод, вытканный поровну изо льна и серебра. Льняную основу переплетал серебряный уток. Много денег отдал Станислав за столь драгоценный плащ, потому что не только льняную пряжу надо было привезти из земли Гиперборейской, — надо было найти искусного канительщика, который бы вытянул из серебра проволоку не толще льна; надо было найти ювелира, что крушинил серебряную нить, и мастера-ткача, покорившего бы неведомую, неподатливую материю.