Из-за тревоги за состояние отца Эмма не находила времени для визита к Мартину. Она не знала, в каком он состоянии, жив ли, стало ли ему лучше — лишь делала предположения, и все собиралась, собиралась прийти в его тесную палату. Собиралась и не приходила.
А неведомое безумие продолжало закручивать в себя все новых и новых жертв. Мир умирал, медленно, в мучительных судорогах. И все громче клацала своим невидимым клювом чёрная птица, упиваясь свежей человеческой кровью, сгущая клочья мрака над пустеющими землями.
Шуршали страницы газет, звучали разговоры, играла музыка, создаваемая руками вдохновленных мировой болью исполнителей. Времени оставалось все меньше.
* * *
Очередной выходной день Эмма решила посвятить поиску новой информации, связанной с загадочными явлениями. Она отправилась в знакомый магазин, где приобрела очередную газету, пестревшую жуткими сообщениями.
А по дороге домой с ней случилось необычное — такое, что заставило невольно вспомнить Мартина и его слова о цветении.
Она встретила человека, одетого в лохмотья, с трудом перебиравшего своими ослабевшими ногами. Его тщедушное тело раскачивалось, руки тряслись, а глаза, впавшие в глазницы, смотрели умоляюще. И Эмма сумела уловить в них искорку. Искорку, говорившую о жажде жизни.
Он совершал страшную борьбу над собой, но не сдавался. Голод мучил его, наверное, сковывал тело вязкими болями, пригвождал к ледяной земле. А человек лишь шёл дальше, упрямо игнорируя слабость, упорно стараясь выпрямиться.
Жалость охватила Эмму и, подобравшись ближе, она поделилась с несчастным частью своей свежей заработной платы.
Она осознавала, что вряд ли это хорошо закончится, что могут наступить плачевные последствия, но не могла пройти мимо.
Нищий не знал, как отблагодарить Эмму, однако та ничего не требовала. Простых слов ей было достаточно. Первые лепесток всколыхнутся, и совсем скоро должна была вспыхнуть налитая нектаром сердцевина, знаменующая новое цветение, — Колдвелл чувствовала это.
Развернувшись, девушка хотела было направиться к дяде Мартина, чтобы выяснить наконец состояние друга. Но чей-то насмешливый голос внезапно отвлёк её:
— Давать деньги людям, которые скоро сдохнут, корчась в голодных муках, — это, конечно, очень разумно, особенно тебе… Ладно, продлевай их страдания, если хочешь. Мне плевать.
Эмма увидела Джоанну, равнодушно ухмылявшуюся. Она хотела проигнорировать её колкость, но смысла уже не было: обидчица подошла слишком близко.
— Встречаться с дураками ещё хуже, — попыталась съязвить Эмма, медленно отдаляясь от нежелательной собеседницы.