— Я бы так не сказала, — усмехнулась Джоанна. — В материальном плане это великолепно. А если учесть, что тупица считает меня своей богиней и готов исполнять любые мои желания, то это просто мечта.
— Ну да, может быть… — рассеяно откликнулась Эмма, уже не скрывая своего намерения поскорее прекратить беседу.
— А вообще, я обратила на тебя внимание, потому что удивилась внезапной встрече. Думала, ты на похоронах.
— Что? — Эмма широко раскрыла глаза, не совсем понимая, но догадываясь, о чем говорила неприятельница.
— Ты не знаешь, что твой дружок мертв? Все его страницы в соцсетях пестрят слезливыми сообщениями и пустыми пафосными пожеланиями. — Лицо Джоанны было таким, будто она говорила о чем-то совершенно обыденном, на губах играла чуть заметная ухмылка.
— Докажи! — гневно потребовала Колдвелл, ощущая, как трудно становится дышать, как вновь появляется в её горле леденящий комок.
И Джоанна совершенно спокойно, без возражений и эмоций показала Эмме то, что подтвердило все её опасения, разрушило надежды, погасило свет.
Посмотрев на экран телефона, где, окружённые смешными картинками, высветились похоронные пожелания от близких людей Сантера, Колдвелл словно пронзила себя невидимым лезвием.
Теперь Мартин был там же, где и Роуз, теперь его не достать, не встретить, не увидеть. Он проиграл. Отдался небытию.
Эмме захотелось вновь припасть к безжизненной земле и, давясь отчаянными криками, ненадолго забыться в себе, но присутствие Джоанны мешало. Ужасно мешало. Эта девушка была не тем человеком, кому следовало показывать эмоции, с кем можно было поделиться переживаниями. И её явно ничуть не тревожило, какую боль принесла она Эмме, пролистав перед её глазами абсолютно все страшные сообщения.
— Папа, ты ведь знаешь, что творится в мире?
— Знаю.
— Думаешь, этому уже не помешать?
— Уверен.
— А если ты ошибаешься, если у всего, что происходит вокруг, все же есть смысл. И если перемена этого смысла поможет с ним справиться? Не мне, конечно, этому мешать, но если все не так безнадёжно?
— Глупости.
Эмма Колдвелл пыталась поговорить с отцом, старалась сделать так, чтобы в голову его закралась хоть одна светлая мысль, но все бесполезно. Он отвечал лаконично, избегая длинных разговоров, порой и вовсе меняя тему на нечто обыденное.
Его было не отговорить, не направить на другой путь, не заставить одуматься от страшных действий над собой, что одурманивающим туманом затмевали его тяжёлую голову.
Эмма не сдавалась. Она все увереннее, все отчаяннее старалась оказывать ему поддержку, но Томас ничего не принимал. Наверное, все это казалось ему детским лепетом, наивным и бессмысленным.