От такого усилия раскалывается голова.
— Я Пудель. Мне пятнадцать лет…
— Остановись, остановись, Пудель. Ты молодец. Ты даже не представляешь, какая ты молодец. А теперь ты сломаешь стену.
— Ты меня путаешь с Суперменом, Гали. Чего я сломаю? Сколько в этом доме этажей?
— Пять. С небоскребом ты бы не справилась. У тебя сейчас много энергии, на пять этажей должно хватить. Ломай стену, Пудель, пока они не поставили периметр. Вот эту, восточную, лучше всего.
Подхожу к неровно покрытой штукатуркой стене подвала. Нестерпимо горит не только рука, но и вся правая сторона тела. Я уже ничему не удивляюсь. И почему-то верю Скауту.
Дотрагиваюсь до шершавой, холодной поверхности. Я собираю все то, что скопилось у меня в подоле, что заполняет меня удушливой волной и не дает дышать. И резко выталкиваю из себя.
Меня зовут Пудель… В ушах стоит грохот. Горло забито пылью. Открываю глаза. Стены больше нет. Только бесформенные обломки и черное, звездное небо.
— Скорее, Пудель. Скорее. У меня здесь рядом байк.
За углом действительно припаркован байк. С виду очень дорогой. Надпись на никелированном боку: "Кавасаки".
— Где ты его взял, Скаут?
— Где взял… Где взял — там уже нету. Держись крепче, Пудель, — Гали протягивает мне кожаную куртку.
Я — лучше!
Мы едем довольно долго. У меня изрядно вспотела голова в тяжелом шлеме и заломило руки, которыми я цепляюсь за Скаута.
Гали останавливает мотоцикл далеко за городом, среди давно брошенных складских помещений. У построенных без затей бетонных коробок — жалкий вид. Провалившиеся крыши, вырванные с мясом двери, ржавые потеки на фасаде.
Гали обходит несколько из них, выбирая наименее пострадавшее и относительно чистое помещение. Я без сил тащусь за ним следом. Наконец Гали останавливается у одного из бывших складов.
У входа меня рвет остатками эликсира правды. Скаут протягивает мне фляжку с водой. Полощу рот и жадно отпиваю несколько глотков. Выпила бы еще, только фляжка не слишком полная.
В нашем ночном убежище стоит затхлый, кислый запах давно не стиранного белья и плесени. Свой Кавасаки Гали тоже затаскивает внутрь, чтобы не маячил. Темно и холодно. Под утро станет еще холоднее. Мы в Аризоне — штате пустынь. Тут днем очень жарко, а ночью — очень холодно.
Гали не хочет зажигать фонарик, и я все время спотыкаюсь о разбросанный на полу мусор.
Гали достает из рюкзака тонкий спальный мешок.
— Только один, — сообщает Скаут, расстилая его на бетонном полу. — Если тебя это смущает — я могу подремать и сидя.
Меня давно ничего не смущает.
Забираемся в спальник прямо в одежде, только куртки снимаем. Скаут тут же поворачивается ко мне спиной. Мой тощий зад упирается ему куда — то в поясницу. Заснуть сразу не удается. Скаут тоже не спит.