— Тихо.
Лейла подчинилась. А когда ее отпустили, осторожно заглянула в ярко освещенное помещение. Окруженный свечами алтарь, на алтаре крестом привязанная обнаженная белокурая девушка, и стоявший рядом Арис в золотистой хламиде. Так близко… крикнешь, и услышит. Но не хочется кричать, потому как обычно бледное лицо Ариса горит теперь лихорадочным румянцем, в глазах — зверское выражение, а на губах незнакомая улыбка, что пугает… А рядом стоит незнакомец в красной хламиде, и в душе Лейлы холодеет. Она уже видела одного такого, мельком, на улице. Они тогда от батюшкиного знакомого возвращались, через площадь ехали, ну карета в толпе, как муха в сметане, и завязла. Лейла в окошко выглянула, а тут толпа и взревела… довольно так. А там, посреди площади, помост. На помосте — костер, а в костре такой вот… в красной хламиде корчиться.
— Кто он? — прошептала Лейла, прижавшись испуганно к отцу. — За что?
— Чернокнижник он. Верь мне, девочка, заслуживают они смерти. Воспоминания исчезли. Лейла сглотнула, и уже сама прижалась к незнакомцу. Она не хотела смотреть на того страшного, в хламиде, но не могла отвести от него взгляда.
— Она недолго выдержит, — сказал чернокнижник, с сытой улыбкой поглаживая бедро жертвы и бормоча под нос непонятные Лейле слова.
Показалось, вдруг, что воздух загустился. Девушка на алтаре застонала, долго, протяжно, выгнулась дугой, а Лейла задрожала, еще сильнее прижимаясь к незнакомцу. Она почти физически чувствовала, как жизненные силы жертвы серебристыми ручейками текут к страшному человеку в хламиде…. так нельзя. Лейла знала, что так нельзя…
— Ничего, — ответил Арис. — Сегодня обещали привести новенькую. А скоро я приведу к тебе дочь речной ведьмы. Лейлы, дуры белокудрой, тебе надолго хватит. Ведьмы, они же выносливые. Лейлу бросило сначала в жар, потом в холод. Вырвавшись из цепких рук незнакомца, она вышла из своего убежища и закричала:
— Это кто дура белокудрая? Я?! Да ты… ты!! Гнев распирал Лейлу, разочарование душило, лилось из нее водяным потоком. Вода… как много тут воды, она стирает румянец с щек Ариса, она душит, душит… И чужие руки обнимают за талию, а чужой голос шепчет:
— Остановись!
Больше Лейла не помнила. Очнулась она дома, на своей кровати, в симпатичной комнатке, отделанной в розоватых тонах. Мяукнула лежавшая в ногах белоснежная кошка, потянулась от души, потерлась о руку Лейлы. Неужели ей все приснилось? Открылась дверь, вошел батюшка. Подошел к кровати, сел рядом, взял дочь за руку:
— Теперь понимаешь, почему хотел тебя отдать Рану? Нет, не приснилось.