Вот, наконец, идет и царь Унташ-Напириша. Он проходит через два ряда алтарей к лестнице на юго-востоке, жертвует божеству напиток (приспособление для стока сохранилось) и торжественно поднимается, сопровождаемый высшим жречеством и придворными, на зиккурат. На третьем ярусе его покидают низшие чины из придворных, чтобы, обогнув угол, направиться направо и также прошествовать на северо-восточную сторону. Сам царь продолжает восходить в сопровождении очень небольшой свиты до IV яруса. Однако здесь и он поворачивает направо, огибает восточный угол и доходит, таким образом, к основанию лестницы, ведущей в святая святых.
Свита сопровождает его до IV яруса на северо-восточной стороне. Здесь она останавливается. Сосредоточенно, с огромным волнением многотысячная толпа взирает на своего повелителя, который, сопровождаемый лишь верховным жрецом, продолжает подниматься по ступеням, ведущим к верхнему храму Иншушинака. Венчающее зиккурат святилище господствует в это мгновение над всей Сузианой. Стены, украшенные изразцами, покрытыми золотой, серебряной и желтой глазурью, а также выступающие из стен огромные выступы из бронзового литья ярко блестят и сверкают на осеннем солнце. Затаив дыхание, празднично разодетая толпа безмолвно следит за царем Унташ-Наниришей, который направляется к верхнему храму. Верховный жрец открывает ему бронзовые ворота, предварительно смазав их священной мазью. После этого царь предстает перед самим божеством...
На этом мы прерываем наше повествование. Что касается архитектурных творений в Эламе более позднего периода, то таких памятников, которые можно было бы сравнить с зиккуратом в Чога-Замбиле, не сохранилось. Об эламском искусстве после Среднеэламского периода некоторые разъяснения дают фото (Фото 6, 10, 12, 13, 26, 27). Однако находок и памятников пока слишком мало, чтобы можно было приступить к детальному изложению какого-либо из них. Будущие раскопки в Сузиане и Лурестане, а также в Западном Фарсе могут изменить это положение.
Когда в 538 г. Элам вошел в империю Ахеменидов, персы стали наследниками эламского искусства и культуры. Еще задолго до этого, приблизительно с 695 г., став восточными соседями и согражданами Элама, они прошли у них хорошую школу. Михаил Ростовцев зашел в своем «Очерке истории Древнего мира»[45] настолько далеко, что утверждал, что сам Кир Великий черпал свою культуру и способности к политической деятельности из эламского источника. Во всяком случае, эламское культурное наследие пустило глубокие корни в истории культуры Ирана. Еще сегодня до нас доносится его далекий отголосок.