Бабушка вздохнула и сделала паузу.
— Я слушаю, — подала голос девочка, не открывая глаз.
— Похоронка пришла спустя несколько месяцев. Только тогда во мне впервые шевельнулся страх. А потом выяснялось, что он был расстрелян за трусость. Этого я не понимала. Мне было всего пятнадцать, и я недоумевала: ведь он же сам ушел воевать, причем здесь трусость? Как и недоумевала, почему это так важно для взрослых. Убитый есть убитый — человек мертв. Так какая им разница, кто выстрелил?
Бабушка вновь замолчала. Наверное, ей было трудно говорить так много и подолгу.
— Слухи о том, что город могут оккупировать, дошли даже до нашей окраины. «Опекун» не хотел уезжать и бросать свою ферму и свиней, он делал на них неплохие деньги. Но все же, когда началась эвакуация, он не задумываясь засобирался.
* * *
— Малолетняя паршивка! — это самое ласковое из того, что он сказал ей в вечер сборов.
Дом не бомбили и не расстреливали, вражеские солдаты были еще за много миль от города, но внутри все уже стояло вверх дном. Вещи в спешке сносились вниз, хозяйка выбирала то немногое, что можно было унести, дети тоже активно участвовали в сборах. Не собиралась одна лишь Рей. Она вцепилась в перила лестницы, хотя никто и никуда ее не тащил силком. Просто так было проще возражать, пока хозяин бранился на нее.
— Я останусь, — повторяла она упрямо, пропуская мимо ушей, какая она «беспросветная дура» и «что если ее и не убьют, то очень скоро она об этом пожалеет».
Они все были напуганы. Когда он попытался тащить Рей за собой к двери, она расцарапала ему руку и метко пнула в низ живота. Недаром она полдетства дралась с его сыновьями. И тогда он, наградив ее на прощанье полным горячей злобы взглядом, бросил ее, покинув дом вслед за женой и детьми.
Машина скрипнула шинами по гравию подъездной дороги и с ревом умчалась вдаль, и стало тихо, очень тихо.
Поначалу Рей с облегчением обошла дом, вновь почувствовав себя хозяйкой, но тень сомнения подбиралась к ней вместе с наползающей на город вечерней тьмой. Что теперь ей делать? Почему она осталась? Ведь скоро опустеет и город, никого не останется.
Но когда, заперев на ночь двери, она поднялась в свою комнату, перед ней вновь был заветный шкаф. Уже несколько лет Бена не было, но она страшилась потерять даже эту призрачную нить, что еще оставалась между ними.
Я хочу увидеть свет
Рей никогда не оставалась одна в доме. До этой ночи. И вот ей словно снова пять лет, и она боится закрыть глаза, лежа в своей постели, — прислушивается, как тревожно стучит сердце, как бьется в окно влажный февральский ветер, как гуляет сквозняк на чердаке.