. А мы застряли в бесконечном «сегодня».
Открываю глаза – ощущение, что меня грязно поимели, но так и не довели дело до финального аккорда, сводит скулы. Поворачиваю голову и смотрю, как Куцый развалился на моем матрасе – веки сомкнуты и под ними глаза ловят сны, губы кажутся ненастоящими, потому что сейчас их рельеф, их форма такие четкие, такие контрастные, словно они вылеплены из фарфора, грудная клетка медленно поднимается и опускается, левая рука покоится рядом с моей – она сонно сложена ковшиком и лишь мизинец время от времени тихонько подергивается. Поднимаюсь и сажусь на край очень тихо, почти бесшумно. Не хочу будить? Ну, это вряд ли. Не хочу общаться? Вот это ближе к истине. Тишина по утрам – подарок, и я наслаждаюсь им, даже имея под боком непрошенного соседа. Тихо, словно мышь, за дверь и в коридор.
Внизу, в подвале, впервые чувствую некоторое подобие уюта – здесь ни души. Очевидно, я первая, кто проснулся, а потому безраздельно властвую отключенной морозилкой. Остались две банки тушенки из свинины, и пять из говядины, штабель из банок с сайрой, морская капуста, тунец, неимоверное количество солений и одинокая банка гречки с говядиной.
– Иди сюда, – говорю я последней, и достаю её со второй полки. Наверное, разговаривать с едой не очень хороший симптом? Наверное…
Новый баллон с газом – в гнездо плитки до характерного щелчка, поворачиваю ручку и поджигаю газ – голубые зубки пламени с желтым острием еле слышно шипят. Открываю банку, ставлю на огонь глубокую алюминиевую чашку. За моей спиной голоса. Оборачиваюсь – близнецы и Тройка спускаются по лестнице. Их хмурые лица, тихие голоса – яркое свидетельство тяжкого похмелья. Улыбаюсь, глядя на тусклые глаза и пересохшие губы, и думаю, что сама-то ничуть не лучше – глаза опухли, лицо – цвета несвежего белья, разит как от старого алкаша. Но чем ближе ко мне незадачливая тройка танцоров, тем отчетливее слышу обрывки фраз и встречные вопросы и понимаю, что, видимо, завтрак откладывается. Поворачиваюсь и выключаю газ, потому что уже разбираю большую часть сказанного. Ставлю банку с кашей на стол и беру со стула куртку, потому что вижу, как спускается по лестнице Куцый – недовольный и сонный, натягивает куртку на ходу.
Медный не перепил, а отравился, и довольно серьезно. А у нас даже активированного угля нет. Не потому, что забывчивые идиоты, а потому что мы, и правда, теперь очень редко пьем. И уж тем более редко нам попадается «палёнка».
– Готова? – хмуро спрашивает Куцый, подойдя к столу.
Я киваю и застегиваю куртку.