Санитары уже не в медицинской, а военной форме молча появляются в комнате. Публий коротко меня представляет и отвлекается на звонок. На маску и здесь смотрят без эмоций. А может, медикам просто не до меня. Они хватают ящики и несут на выход. От неловкости, что все таскают, а я стою, не знаю, куда себя деть. Один из санитаров награждает презрительным взглядом и ворчит:
— Особенный что ли?
У меня от обиды на собственную беспомощность руки дрожат. Маленькая ростом, нелепо тощая в облегающем комбинезоне, нескладная и неуклюжая. Если сейчас промолчу и забьюсь в угол, санитары никогда не посмотрят на меня, как на бойца. Так и останусь не пойми кем — ни женщина, ни мужчина. Размазня.
Поднимаю ящик с оборудованием и сразу чувствую его вес в загудевших руках и спине, но донести смогу, хоть и медленно. Тащу по коридору в лифт с заблокированными дверями, где бойцы уже нагромождают ящики у стены. Быстро и удивительно ровно, даже красиво. Каждый верхний ящик ставят на нижний без смещения, будто от этого зависит что-то кроме эстетического наслаждения порядком. Мою ношу выхватывают из рук, не дав опомниться. Возвращаюсь за вторым и чувствую, что уже устала. Санитары почти бегают с ящиками, некоторые сразу по два тащат, умудряясь переговариваться и шутить, а я медленно иду. Моя слабость — огромная проблема. Не может военный после училища и нескольких лет службы быть настолько нетренированным. Пот льется градом и впитывается в маску, я упрямо таскаю ящики, но Публий на четвертом круге ловит за шиворот.
— Рядовой Тиберий, я тебе что сказал? От меня ни на шаг!
От резкого окрика санитары замирают, оборачиваясь на нас. Со стыда становлюсь пунцовой и бормочу в ответ:
— Виноват, капитан Назо.
Военврач медленно обводит взглядом притихших бойцов. Болезнь мне сейчас сочинит? Любая причина не поднимать тяжесть делает меня негодной к службе, и вопросов к странному новичку станет больше. А особого положения я, и правда, не заслуживаю.
— Отошел уже от ни-тро-пина, раз так резво бегаешь?
Дважды моргаю, соображая, что я услышала, зато санитары понимающе кивают, и муравейник из цзы’дарийцев возобновляет движение.
— От чего я отошел? — шепотом спрашиваю Публия.
— Миорелаксант. Ставится при исследованиях, где требуется расслабление мускулатуры. Перечислять не буду, незачем, да и смешков от санитаров за спиной все равно не услышишь. Это не пехота, где обследование кишечника зондом предпочитают держать в строжайшей тайне. Претит мужской гордости вторжение в святая святых, будто это храм несуществующего бога, а не анальное отверстие. До вечера тебя оставят в покое, а завтра что-нибудь придумаем.