Киваю, соглашаясь, и всю дорогу до заданного квадрата веду себя тихо. Публий оставляет меня с рядовыми, напоследок еще раз строго погрозив пальцем, чтобы не делала глупостей. В кузове грузовика рассаживаемся по скамейкам, санитары устраивают галдеж не хуже женщин, собравшихся на посиделки. Слушаю вполуха о том, как пациент с сотрясением, услышав от врача: «в саркофаг и череп снять» от страха спрыгнул с каталки и рванул бежать, хотя речь шла об исследовании головного мозга в медкапсуле. Как косорукий Квинт уронил на себя музейный антисептик ярко-зеленого цвета, а потом неделю не мог отстирать от него форму.
— А был у нас сержант Декс ассистентом, — рассказывает смешливый и лопоухий санитар, — сам родом из северной деревни, учился в пятом терапевтическом, а в медкартах писал, как говорил: «Дышыт вызыкулярно, хрыпит везде. Диагноз: астма».
Хохот сотрясает кузов грузовика, и я широко улыбаюсь скорее в поддержку, чем реально понимая, о чем речь. Второй санитар, давясь смехом спрашивает:
— И долго прослужил?
— До строгача у начальника отделения, потом сплавили его переводом.
— Тьер, а записи никто не скопировал поржать?
— Куда там, офицеры все себе оставили. Ходили потом и улыбались, как психи.
Веселье мое стихает моментально, потому что разговор переходит на пациентов психиатрических клиник. Догадывалась, что относятся к нам, как к дронам со сбоем в программе, но слушать оказалось неприятно. Все отношение: ловить, связывать по рукам и ногам, а потом смотреть, как трепыхаемся, пока силы не иссякнут. С животными обращаются нежнее и внимательнее, а мы, будто не цзы’дарийцы вовсе.
Заданный квадрат оказывается бескрайней равниной, заросшей травой. Над головой промокшие насквозь грозовые тучи, тяжело свисающие до самого горизонта. Перед глазами редкие заросли кустарника и молодых деревьев, как штрихи на полотне травы. И, куда не обернись, все синее или зеленое.
Прибываем одними из первых. Готовые модули госпиталя на колесах, доехавшие своим ходом, рядовые выстраивают в два ряда. Шесть основных блоков и три вспомогательных. А между ними ставят палатки переходов и отдельно возводят хозблок.
— Тиберий, пошли, с нас северный ход, — зовет лопоухий Квинт.
Я срываюсь следом и на ходу шепотом признаюсь:
— Я не умею, не знаю как.
Лучше сразу сказать, чем промолчать и сделать что-то не так. Жду подколок, возмущения, но санитар улыбается:
— Это учения, Тиберий, здесь учатся. Так бы и сказал, что совсем новенький. Идем, все покажу.
Объясняет не хуже Публия, только медленнее, как для не очень умных. Я рада, потому что успеваю распаковывать ящики, собирать стойки и раскатывать тент по земле, пока Квинт делает то же самое и мною руководит.