— Полно тебе ползать, Митяй, — махнул рукой Волков. — Я не люблю этого подобострастия. Ты лучше скажи мне, почему поместье в таком запустении: отчего краска на стенах облупилась, почему кровля на крыше прохудилась?
— Вот вам крест, барин, — снова запричитал управляющий. — Сколько раз я говаривал вашему покойному батюшке, что пора бы уже и фасад подновить, а он все отмахивался. Никаких дел затевать не хотел. Все больше сидел у себя в кабинете за бокалом вина и грустил.
— Грустил говоришь? — удивился Владимир. Насколько он помнил, его покойный отец унынием не отличался.
— Да, барин, самое что ни на есть, грустил. Эта вам и Авдотья подтвердит.
Ключница замахала головой.
— По вам он грустил, молодой барин, — заговорила Авдотья. — Каждый день поминал вас; проказы ваши детские, игры разные и все говаривал: «Вот вернется Владимир, тогда и заживем», а вышло то оно, как! Не дождался он вас. — И старая ключница разрыдалась.
— Ну, полно, полно, Авдотья… — произнес Владимир. — Ладно, ступайте, о делах поговорим позже.
Управляющий и ключница поспешили удалиться. Мартин откупорил бутыль вина и наполнил фужеры.
— Ты все еще думаешь, что отец тебя не любил? — спросил испанец.
— Не знаю, — ответил Владимир, но отчего-то на сердце сразу стало так паршиво. — Знаешь, мне уже почему-то не хочется вина. Наверное, и в самом деле пойду, пройдусь и навещу могилу отца.
Испанец как-то странно посмотрел на Владимира, своими лукавыми, пьяными глазами и лишь усмехнулся.
— Конечно сходи, пройдись, и я думаю, что лучше это тебе стоит сделать одному, а потом приходи сюда, и мы вместе зальем пожар грусти этим чудесным… Фу, пакость… — Мартин небрежно поставил фужер на стол да так, что половина содержимого вылилась на белоснежную скатерть, — французское, терпеть не могу французское! И ведь этот perro viejo знает, что я не могу терпеть это французское пойло! Где он, где этот чертов управляющий? Ну, сейчас я ему задам!
— Только не убей его, — улыбнулся Владимир. — Он мне еще пригодится.
— Это, как выйдет, — пробурчал испанец и побрел на поиски управляющего, впрочем, шпагу он оставил лежать на диване. Владимир как-то с грустью посмотрел на нее, ведь она тоже являлась напоминанием о прошлом, а затем поднялся и направился к могиле отца.
* * *
Владимир нашел Авдотью и, взяв у нее масляный фонарь и ключи, направился в сад. На улице уже совсем стемнело, и лишь свет фонаря освещал Волкову дорогу через старый увядающий сад.
«А ведь когда-то летом здесь было так хорошо и свежо», — подумал Владимир.
Он вспомнил, как в детстве в тени этих высоких яблонь он прятался от испепеляющей жары, как он лежал на траве и смотрел в небо, мечтая о военной славе, а мать читала ему французские романы.