— А добираться как, если дождь? — удивилась Люба.
— Да никак. Вертолёты к нам не летают, так, что сидели бы на вокзале и ждали погоды, — усмехнулся мужчина.
— Как же вы живёте? А скорая помощь, роды? Или ещё что?
— Как в старину жили? Мы немного лучше. У нас всё своё. Привыкли. А так, знаете, как мы говорим? Тюрьма в тюрьме. Только наши подопечные выйдут, разлетятся, разбегутся, а мы полжизни по одну сторону забора, а полжизни по другую живём.
— А почему мне дальше? — разочарованно спросила Люба.
— Так у вас двадцатка? Она в стороне немного. Не переживайте, тут знаете сколько колоний? Вся тайга сплошная зона. А ваш сын в красной зоне.
— Они что по цвету различаются?
— Можно и так сказать. Да не переживайте вы так. Красная зона лучше — есть шанс человеком назад выйти. Там, правда, строже, всё по правилам. Стараются закона придерживаться. А вот попал бы в другую зону, там блатные правят. Ваш, наверняка в мужиках ходит?
Люба не стала уточнять, ясно дело, сын и так мужик деревенский. Так, больше слушая Сергея, который старался просветить её о порядках сдачи посылок, кому можно сунуть денежку, кому не надо. Она поняла, что фразы «нельзя, не положено, не надо», существуют скорее для проформы. А на самом деле на всё есть своя такса. Чтобы пирожки не ломали: угости, заплати. Подушку принести, вязаные носки пропустить или лишнюю пару трусов, за всё надо платить. Но это если нормальная смена. А если будет дежурить толстая Машка, то всё — она не как идейная, а как вредная и злая. Тогда передача будет принята по строго существующим на сегодня нормативам тысяча девятьсот тридцать шестого года.
Наконец «Нива» остановилась у ворот колонии. Серёга помог Любе пройти на КПП. Удачно пройдя проверку привезённых вещей и продуктов, Люба вошла в помещение гостиницы. Вокруг обстановка вызывала унылый вид. Прошло ещё около часа. За дверью послышался шум и в комнатку, с двумя кроватями, столом и старым телевизором ввели Федю.
— Феденька, сыночек, — Люба кинулась к сыну. Она обняла его за шею и слёзы полились таким потоком, словно все эти месяцы ждали именно этого случая, чтобы вылиться сразу и залить всю робу на груди сына.
— Мать, ты что, хватит. Плакать приехала? Прекращай, — говорил он сухо и требовательно, легонько отстраняя мать от себя.
— Сигареты привезла? — стал расспрашивать Фёдор Любу, когда он свой взгляд перенёс на баулы с передачей.
— Всё по твоему списку Феденька, как ты писал. Худой-то какой. Что так мало пишешь в письмах? Да всё только, что выслать тебе. А как ты? Как здоровье твоё? Вон, светишься, прям. Как ты, что с тобой. Мне же всё интересно, сынок?