Воронеж – река глубокая (Демиденко) - страница 56

И что такое вообще сложно смотреть на жизнь или просто смотреть на жизнь? Каждый по-своему оценива­ет происходящее, у каждого своя мера хорошего и пло­хого.

Откровенно говоря, в то лето сорок второго года я смутно понимал, что происходит. Мои ощущения, страхи и раздумья были туманными. Теперь, когда я пишу эти строки, я могу четко сказать, что меня насто­раживало. А тогда...

Мы написали записку тете Груне. Поблагодарили за ласку. Оставили ответ — американские консервы и яич­ный порошок. Замкнули дом на висячий ржавый замок, ключ спрятали под порог.

Я задержался во дворе — попрощался с хатой, разлапистой сливой. В это лето с нее не собирали плоды. На плетне спала нахохлившаяся курица. Без Петьки она почему-то не желала спать на насесте в сарае, отбилась от дому.

Я догнал тетю Клару и Рогдая.Мы подошли к школе. Здесь было неестественно пустынно. Не верилось, что несколько часов назад здесь толкались люди, провожали ребят на фронт. На подо­коннике третьего этажа лежал боец и на немецкой губной гармошке подбирал вальс «Дунайские волны».

Мы прошли мимо школы.

Вышли к лесу, прошли мимо огромного фанерного щита с аршинными буквами. На щите кричали слова:

«Стой! Запретная зона!»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Командир роты охраны, в которой было всего полтора взвода, младший лейтенант Прохладный так объяснял боевую задачу:

— Враг появился: замри и продолжай нести служ­бу. Он летит, а ты затаись... Чтоб, кроме снопов, на лугу ничего не было, ясно, сено-солома?

— Так точно! — бодро ответили полторы половины взвода, вернувшегося с наряда: бойцы охотно соглаша­лись со всем, лишь бы побыстрее пойти на завтрак в блок питания.

— Аэродром,— продолжал      ротный,— камерный.

Мы резерв. Что такое резерв?

Он замолкал, увидев, что на животе правофлангово­го рядового Шуленииа торчит пузырем гимнастерка.

— Сено-солома! — приходил в гнев младший лейте­нант, подбегал к Шуленину и закручивал пряжку ремня.

— Раз! Два! Три... Подбери живот! Видели? Четы­ре! Четыре наряда вне очереди, сено-солома! Распусти­ли животы... А это что еще за партизаны жмутся? Отойди на десять метров!

Последние слова относились ко мне и Рогдаю. На­прасно мы прятались за спину рядового Сеппа, орлиный глаз командира видел на три метра в землю. Нас он безжалостно выгонял из строя. Мы портили и без того далеко не гвардейский вид роты: в нее присылали солдат из госпиталей, ограниченно годных к строевой службе.

Наведя порядок, младший лейтенант успокаивался, раздавалась долгожданная команда, и строй двигался в направлении кухни. Рогдай и я следовали за строем короткими перебежками на дистанции десять метров.