– Зачем ты наврал Сомову, зачем ты сказал, что мы с тобой переспали? Зачем ты поспорил? – дергаюсь, извиваюсь, понимая, что мне нужно уйти, убежать, потому что еще немного, и я заплачу.
– Чего я кому сказал, когда спорил? – ослабляет хватку, поворачивая меня лицом к себе. – Че ты несешь?
– Я думала, ты нормальный. Я думала, мы друзья. Я думала, я тебе нравлюсь, – вырываю свои руки, вытирая льющиеся по щекам слезы, потому что не могу больше. Не сейчас и не с ним. Я поверила ему, думала, что наконец-то встретила хорошего человека, друга… того, с кем можно быть собой. Того, в кого я, кажется, влюбилась.
Богдан немного отстраняется. Смотрит как на маленького, избалованного ребенка.
– Че ты ревешь-то, Гольштейн? Я думал, ты такого даже не умеешь, – прижимает меня к себе. А я не сопротивляюсь, не могу. Нет сил. Больше уже нет сил. – Пошли, – отстраняется.
– Куда? – хлюпаю красным носом, недоверчиво поглядывая на решительно настроившегося Богдана.
– К Сомову твоему, спросим, когда эт я ему такое говорил и на кого спорил. Пошли-пошли. А то заледенеешь в своем пиджаке.
Когда мы заходим в класс, Богдан держит меня за руку, а Сомов, до этого лыбящийся и громко рассказывающий всем эту историю, спрыгивает с парты, шугаясь в сторону.
– Павлик, а ну-ка, расскажи и мне, – с вызовом, – я тоже посмеюсь.
– Не подходи, Шелест, – Сомов хватает стул.
– Псих, ты поспокойнее, – Богдан убирает руки в карманы, а я дрожу от страха. Чувствую, как каждый волосок на теле встает дыбом.
– Сомов, поставь стул, – кто-то из Пашкиной свиты пытается поставить на место его кашеобразные мозги, но, кажется, это совсем не помогает.
Все находятся в напряжении, все, кроме Шелеста. Он все так же лыбится, словно стоит на подиуме. Позер, блин.
– Ладно, укротитель стульев. Мы с тобой потом поговорим, – Богдан отворачивается, отодвигая меня чуть в сторону. Сомов отпускает стул, он с грохотом становится на пол, и именно в этот момент Богдан разворачивается. В два шага преодолевая разделяющее их расстояние. Ухватив придурка за грудки, он прижимает его к стенке. Тот что-то орет, но Шелест лишь делает захват, после которого отшвыривает Пашку, не забывая напоследок съездить ему по морде.
Пашка валяется на полу, класс собирается толпой вокруг этого тела, а Богдан быстро уходит из класса. Я же стою как дура посреди кабинета, не зная, что делать. Бежать за Шелестом или остаться на урок.
– Что, довольна, Гольштейн? – шипит Соколова, нависающая над Сомовым.
– Более чем, – откидываю волосы назад, смотря на нее с вызовом, но она лишь отворачивается.