Подобное порождает подобное; характеристики передаются по наследству и оттачиваются. Почему же тогда наши касты распадаются и уступают место безалаберному смешению? Я взываю к сегодняшней молодежи: читайте Аналекты, изучайте экспонаты Музея, возобновляйте в себе приверженность системе, установленной предками! У нас нет более драгоценного наследия, нежели отождествление с кастовой принадлежностью!»
Старый поджигатель говорил в том же роде еще несколько минут. Его сменил еще один долгожитель — бывший наперсточник, пользовавшийся высокой репутацией и работавший, пока из-за помутнения в глазах он уже не мог отличить один символ от другого. Так же, как пожилой поджигатель, он призывал к благочестивой приверженности традиционной системе ценностей: «Я порицаю праздность нынешней молодежи! Мы превращаемся в расу лентяев! Нам повезло — Царь-Краген предохраняет нас от прожорливости меньших крагенов. Что, если тираны из космоса обнаружат нашу планету и снова захотят поработить нас? Как мы защитимся? Ныряя под плоты в надежде, что противники последуют за нами и утонут? Предлагаю сформировать на каждом плоту хорошо подготовленное ополчение, вооруженное дротиками и копьями, изготовленными из самых твердых, самых прочных стеблей!»
За дряхлым наперсточником последовал заступник плота Самбер, благочестиво предположивший, что в случае нападения тиранов из космоса Царь-Краген нанесет им незабываемый ущерб, и что перед лицом такого непреодолимого отпора тираны поспешно покинут планету в ужасе и никогда не вернутся. «Царь-Краген велик, Царь-Краген мудр и проявляет благосклонность, если никто не оскорбляет его достоинство так, как было сделано в ходе достойного сожаления инцидента на Транке, где самоуверенность нетерпимого вольнодумца и отщепенца привела к трагедии для большинства! — тут заступник смиренно опустил голову. — У меня нет такой привилегии, мне не подобает предлагать достойное наказание за упомянутое гнусное преступление. Но я хотел бы выйти за рамки этого конкретного правонарушения, чтобы указать на послужившее его причиной явление, а именно на показную дерзость некоторых, возомнивших себя вправе критиковать общепринятый уклад жизни, служивший нам верой и правдой на протяжении многих поколений...»
Наконец заступник спустился с трибуны. Его место занял угрюмый человек крепкого телосложения в обычной, ничем не примечательной одежде. «Меня зовут Скляр Хаст, — сказал он. — Я — тот самый «нетерпимый вольнодумец и отщепенец», о котором только что упомянул заступник. Я мог бы многое сказать, но красноречием не отличаюсь. Скажу прямо, начистоту. Царь-Краген — вовсе не мудрый и благосклонный защитник, каким его пытаются изобразить заступники. Царь-Краген — прожорливое чудовище, и с каждым годом становится все более чудовищным и прожорливым. Я пытался убить меньшего крагена, разрушавшего шпалеры. Каким-то образом Царь-Краген узнал о моих попытках и отреагировал на них с безумной злобой».