— Ты ведь не сделаешь этого, Шеймус? Они — всего лишь дети. Позволь им уйти с этого проклятого поезда.
Мистер Доннован дёрнулся, как от пощёчины. Рука сказочника уже тянулась к шару, но слова Вандермейера вынудили его остановиться.
Повисла тишина.
— Все верят в их историю, — голос Вандермейера звенел от напряжения. — Будь человеком, Шеймус. Или тебя лучше называть Удгаром?
Бородач обернулся.
Теперь все видели, что обычное выражение добродушной отстранённости исчезло с лица Шеймуса Доннована. Пассажиры увидели жёсткого начальника, готового держать ситуацию под контролем.
— Мы же договаривались, — укоризненно произнёс бородач.
Вандермейер встал со своего места — он хотел быть на одном уровне с оппонентом.
— Да, ты прав. Но я хочу помочь им.
До постояльцев «Вояжа» понемногу начало доходить, что перед ними стоит Удгар Тресинский — легендарный владелец поезда. Всё это время режиссёр спектакля прятался среди актёров, прикрываясь личиной мистера Доннована. Участвовал в голосовании наравне со всеми. Делал вид, что ничего не понимает. Коллекционировал чужие истории, придумывал свои. Или не придумывал.
— А кто же звонит по телефону и общается с распорядителем? — тихо спросил господин Ларус.
— Его помощники, — отмахнулся Вандермейер. — Их трое или четверо. По совместительству — коридорные соседних вагонов.
Удгар Тресинский не спорил. И он был предельно спокоен. Этот поезд по-прежнему принадлежал ему, а все сказочники были вынуждены подчиняться установленным правилам. Сомнения в собственных силах исчезли. Перед пассажирами вновь стоял уверенный и властный хозяин, привыкший манипулировать людскими судьбами. Йордан с ужасом осознал, что этот добродушный толстяк собирается проголосовать против возвращения его родителей. По каким-то причинам Костовы бородачу не нравились. И, судя по всему, Тресинский мог управлять шаром в отличие от остальных рассказчиков.
Коллекционер Чудес протянул руку к матовой поверхности артефакта. Йордан сглотнул, приготовившись увидеть красное свечение.
В воздухе что-то сверкнуло.
Никто толком не успел сообразить, как такое возможно, но Келоэд выбросил правую руку, а спустя мгновение лезвие метательного ножа застыло у виска Тресинского. Нож висел в воздухе, и Коллекционер видел его краем глаза.
— Убери руку, — сказал Келоэд.
Тресинский подчинился.
Портье двинулся к мастеру ножей по широкой дуге, мягко переставляя ноги. Келоэд отреагировал мгновенно — второй клинок отправился к цели и замер у самой переносицы распорядителя, слегка оцарапав кожу. Портье остановился на полушаге.