Скрестив руки на груди, я ответила:
— Давление на жалость — часть творческого процесса.
Стоило мне посмотреть на зал, как я замеила, что половина ребят, сидящих возле нас, наблюдают за мной. Однако, это не мешает мне следующие двадцать минут злиться на подругу.
Когда время «Вопроса и ответа» закончилось, Логан обратил свой последний ответ на меня.
— Вернёмся к ситуации с девственностью, — сказал он. Мне захотелось провалиться сквозь землю, придумывая план мести для Руби.
— Если вы держитесь подальше от мира, зовете это «девственность», вы никогда не уловите смысла, пока не почувствуете. Вы снижаете порог боли и поднимаете уровень комфорта. Без боли и страданий не будет искусства. Никакой жизни. Не бойтесь той откровенности, с которой я говорю с вами. Вы закончите колледж, войдёте в обычный мир и…
Он умолк, но за него продолжили несколько парней, хором сказав:
— …будете трахаться!
— Вот именно.
Логан подмигнул и зал снова взорвался аплодисментами. Я закатила глаза и из последних сил попробовала сдержаться от мата, но, признаю, что он прав. Он знает кое-что о творческом процессе. Но этот заносчивый хрен ходит вокруг да около.
Ну и что, что он знаменит? Ну и что, что он чертовски хорош?
Глава 2
Вместе с толпой любителей литературы нашего колледжа мы оказываемся в холле, где организован фуршет. Руби оказалась права. Солгав, что я девственница, она сделала меня популярной. Я никогда не получала столько предложений составить компанию. Отклонив их все, я взяла бокал с вином и подошла к столу с закусками.
Я выбрала смои любимые канапе — кусочки сыра с соленьями (помидоры-черри, корнишоны, кусочки сельдерея). Они напоминают мне о коктейльных вечеринках у родителей, которые я всегда ненавидела. Я смотрю на тарелку с корнишонами и задумалась, смогла бы я их нарисовать, и влияет ли их размер и внешний вид на их вкус. В поле моего сосредоточенного созерцания вторглись длинные тонкие пальцы со следами никотина, чтобы выбрать морковь в соседней тарелке. Я чувствую запах сигаретного дыма. Хмурый О’Шейн стоит рядом, кривя губы, являющиеся единственной мягкой частью на его небритом бескомпромиссном лице.
— Почему вы не аплодировали? — Его зеленые глаза впились в мое лицо.
Он застиг меня врасплох этим вопросом, не говоря уже о его взгляде и близости. Я быстро отвела глаза в сторону и снова сосредоточилась на корнишонах, чувствуя, как моя спина становится влажной от волнения. Я не ожидала этого. Не зная как реагировать, просто пожала плечами:
— Не думала, что вы заметите.
— Конечно, заметил. Я же писатель. — Он продолжил внимательно смотреть на меня.