Забыть бы всё… Забыться… К чему человеку память, которая превращается в орудие пытки?
В комнату ввалился мокрый Эбис.
— Уже работает, — хмуро бросил он, стягивая пальто.
— Кто работает? — не понял Дмитрий.
— Кто, кто! Ты, как ребёнок. Я 6 новом заведующем терапевтическим отделением говорю. Неужели не ясно?
Он швырнул пальто на спинку кровати и принялся стаскивать набухшие грязные туфли.
Дмитрий помедлил, подыскивая слова.
— Но ведь ты сам… Не нужно было на Сахару Каракумовну говорить, что она Сахара Каракуртовна. Женщины, знаешь ли, очень обидчивы. Они не прощают оскорблений.
Эбис противно засмеялся. Он держал в руках туфлю и, не замечая грязных капель, падающих ему на брюки, смотрел на коллегу.
— Помолчал бы! — рявкнул Эбис в крайнем раздражении. — Тоже мне, знаток женщин! Основная причина не в том, что я Сахару обидел. Причина в другом. Сахара только заключительную точку поставила. Главное, что у меня нет Руки. Это худшая форма инвалидности, когда у человека нет Руки. Правда, можно было в определённый момент и это препятствие обойти. Мне Честноков как-то предложил роль осведомителя. Чтоб за Резником наблюдал, за Бабичем. И о тайных помыслах их докладывал выше-засидевшемуся начальству.
— И ты отказался… конечно?
Эбис искусственно засмеялся и сказал, темнея лицом:
— Я знаю, какого обо мне мнения… многие. Конечно, отказался. Сделал вид, что не понял предложения. Дурачком прикинулся. Ваньку свалял. Ладно! Они не захотели меня в качестве союзника. Они, заразы, узнают, какой я противник. Зашибу!
Он подошёл к телевизору, щёлкнул включателем.
— Будем считать лирическую часть законченной. Сейчас футбол начнётся.
Дима заскрипел доисторическим стулом, поворачиваясь вслед за товарищем.
— Скажи мне всё-таки, Эбис, что ты думаешь о том случае со мной?
Эбис осклабился.
— Это когда иные миры привиделись?
— Да.
— Моё мнение простое. Поскользнулся — упал — потерял сознание; очнулся — миры.
Эбис при этом жевал краюху хлеба, говорил невнятно.
— Я тебя серьёзно спрашиваю!
— Хочешь серьёзно? Слушай тогда. Тут серьёзность на грани шиза. Инфекционное отделение, я тебе скажу, это такая штука… Три года назад один археолог из областной группы всё лазил вокруг инфекционного отделения. Сначала в земле копался, никого не трогал. Потом к главному зачастил, в горсовете всем остосоловел. Всех за грудки брал и говорил такое, что от него даже Петел шарахался. Говорил, что в этом инфекционном отделении кладка, мягко говоря, довольно странная. Кирпичи, которые образуют верхний слой кладки, можно отнести к пятидесятым годам. Затем, чуть ниже, идёт кладка дореволюционного времени: кирпичи имеют клеймо с «ятями». Потом идёт так называемая плинфа времён Киевской Руси. Он и фундамент раскопал. Когда о фундаменте рассказывал, его и вправду можно было принять за умалишённого: глаза выпучивал, слюной брызгал. Клялся, что глыбы в основании строения ровесники древнейших мегалитических построек. А дальше, ещё глубже… нечто, что абсолютно чуждо нам, что не может быть делом рук человеческих. Такие дела…