Глубоко уязвленный таким положением дел бывший аптекарь, забыв о приличиях, ворвался без стука в кабинет Стейна и… застыл на пороге. Его взору открылась вопиющая картина: доктор Норвуд сидел на краю стола и наблюдал, как два маленьких оборванца вынимают из-за пазухи и складывают в большую стеклянную колбу шустрых живых мышей.
– Что вы делаете?! – воскликнул заведующий, когда к нему вернулся дар речи. – Зачем здесь эти паскудные твари?!
– Добрый день, господин Пелисье, – невозмутимо отозвался доктор, высыпая в подставленные чумазые ладошки горсть мелких монет. Мальчишки, косо поглядывая на француза, тут же порскнули мимо него за дверь. – В университете мы чаще всего ставили опыты на mus domesticus>71, и вот теперь несколько штук мне понадобилось для работы. А из меня тот еще мышелов. – Он усмехнулся. – Кстати, как ваша нога? Не беспокоит?
– Вы… вы… – Пелисье не мог подобрать подходящих слов, чтобы выразить негодование. – Какие еще опыты?! Что вы устроили в моем заведении? Кто вам позволил в мое отсутствие наводить тут свои порядки?!
– Совет попечителей. – Стейн флегматично пожал плечами. – Если вам что-то не нравится, можете все претензии высказать ему.
– И выскажу! – Бывший аптекарь развернулся и направился к двери. – Я вам покажу… я вас поставлю на место, и вы узнаете, кто тут главный!
Дверь гулко и с вызовом хлопнула. Доктор Норвуд хмыкнул и перевел взгляд на колбу: замершие в испуге мыши таращились на него сквозь стекло.
– Ну, что ж, друзья мои, – улыбнулся он, – давайте подождем и посмотрим, как скоро он вернется и с чем.
Хуперу снилось море.
Он стоял на шканцах, над его головой хлопали паруса, а за бортом играли бирюзовые волны. Влажный, соленый ветер дул ему в лицо, а он все не мог надышаться им – как и свободой, которая чувствовалась во всем, что его окружало… Но неожиданно палуба под ним затрещала, стал проваливаться вниз, и он, резко дернувшись в поисках спасения, вновь очутился на колючей соломенной подстилке. Противно заскрипела решетчатая дверь, громыхнул замок, а вслед за этим раздался смутно знакомый голос, изрыгающий отборные проклятия.
– Чтоб тебя… – проворчал Бен, протирая заспанные глаза. Свидание со свободой было грубо прервано; оставалось понять, какого черта и кем.
– А-а, ты еще здесь? – Возле его головы появились два огромных разношенных башмака. – Странно, что тебя до сих пор не повесили!
Хупер поднял взгляд выше. Убедился, что не померещилось. Ухмыльнулся:
– Давно не виделись, Броуди. Что, опять кого-то прибил?
– Если бы! – сквозь зубы процедил здоровяк, оглядываясь на стоящих возле двери солдат. – Какая-то мразь нашептала судье, что я тоже мог придушить ту девку, из-за которой тебя посадили сюда. Рано утром явились солдаты, стали расспрашивать… я-то уже ни черта не помню, а моя пустоголовая женушка и подавно. Молчала, дура, когда меня забирали: нет чтобы сразу сказать, что я в то утро был дома и спал!