еще львиный зев, здесь растут они долго, потом вырастают до башни и
свое безъязычие за медяки продают, и свое междуречие, милые детские
шашни, и прокуренных пальцев заслуженный смертью уют, ничего
не куют и не сеют, не жнут, не проходят, долготерпят, потворствуют
46
в норах на Малой Сенной, и большие снега на тебя в равноденствие
сходят, и большие снега, и большой равноденственный зной.
А&К
47
Кровью-травой-муравой вырезали-клеили-шили, на каждую
стандартную плоскость есть вертикальный крот, и оставляет свои
отпечатки на каждом шиле, и показания с радостью раздает, какое-
нибудь «Откуда я знаю, где он, где-нибудь овчинку да с выделкой по
котлам, ходит всегда в таком белоснежно белом, волосы вьются тоже
не по годам. Я ничего не дам за такое счастье – быть на его месте,
верить в его овец, всё говорит, что целого тоже часть я, и за началом
следует не конец, а начало новое, и так без конца по кругу, пою, что
вижу, что не вижу – прочту. Разве мог бы я – мы ведь нужны друг
другу, может, он там прощается на мосту с каждою встречной, а я тут
по горло в хине, по подбородок в оливковом, косая сажень в плечах,
ныне тебе отпущаеши, всё вот прощаю ныне. Не до скончания века
на помочах водить за собою, раскладывать копипасты, собирать их
заново и отвечать за всех. Можешь себя навсегда забирать у нас ты,
всё первородный грех, на Волхонке снег. Я фиговый критик и даже
фиговый брат, но в том, что происходит, как бы не виноват».
***
«Разве я сторож ему – точит лезвие где-нибудь за кормой, говорит – ты
к десяти приходи домой, на лестничных клетках опасно, в подъездах
всегда темно, приходят какие-то, требуют золото и руно, конечно, всё
это отмазки, чтобы закрыть глазок, чтоб затянуть потуже бухарский
свой поясок. Разве я сторож тем, кто ходит здесь по лесам, принимает
снотворное строго не по часам, принимает нательное, выжатое в
лимон, только он что-то знает особое, да и он, если его хорошенечко
поскрести, окажется лавочник. Или вот угости девушку сигаретой в
парке, сплошной уют, пьют нефильтрованный, курят и снова пьют,
предположительно мог оказаться им, иногда мы тоже о чем-нибудь
говорим, обсуждаем негодный климат, паводки и овец, на DVD куда-
то идет «Властелин колец», никогда не доходит до края пропасти,
чтоб повернуть назад. Я возвращаюсь в десять, ни жив и ни виноват.
Он говорит: «Разве сторож тебе я, что ль, от таких треволнений на
старости лет уволь, от порывов ветра, скачков давления и морщин,
от корней деревьев, женщин или мужчин». Говорит: «Я любил вас,
люди, бдительность потеряв, как водитель без свойств и человек