— Я вот, например, как с армейки пришел — уже шесть лет пашу на заводе. Гене Никитину комнату в общаге дали. Васе Смирнову вообще отдельную квартиру в новостройке …
— А разве счастье в материальном благе? — задумался я, — хотя отчасти ты и прав…
— Эх, молодежь, — вздохнул Степан Ильич, — я с родителями в коммуналке до восемнадцати лет жил — десять семей, одна кухня и уборная. А вам отдельные хоромы, понимаешь, подавай!
— Но ведь обещало правительство к двухтысячному году каждой семье — отдельную квартиру! — пробубнил Алексей.
— Так ты женись сначала, женой обзаведись, детишками — и будет тебе отдельная квартира. Может быть. — улыбнулся наш пожилой сосед по палате.
— Знаешь что, Алексей, скоро ни комнат ни квартир никому давать бесплатно не будут, — честно сказал я молодому человеку. — Начинай копить, и лучше в долларах, может что-нибудь и купишь.
— Ну ты и фантазер! В долларах… скажешь тоже. Рубль — самая твердая валюта на земном шаре, запомни пацан!
— Сергей, а ты в какой школе учишься? — настороженно спросил Степан Ильич.
— В пятой, а что?
— Нужно сообщить директору о твоих антипатриотических настроениях и аморальных устоях.
— Сообщайте. Можете заодно и в КГБ позвонить.
— Ты за кого меня принимаешь? — зыркнул на меня глазами пожилой сосед и отвернулся к стене.
— Доллары…доллары, — бормотал Алексей, опять взяв в руки потрепанную книжку, — ты бы еще монгольские тугрики приплел, эх, молодо-зелено…
На следующий день мне стало значительно лучше. Я уже мог передвигаться по палате чуть прихрамывая и даже наступал на пострадавшую ступню. После утренней перевязки я лежал на кровати и размышлял.
Особняк должны были закончить разбирать к концу следующей недели. А это значило, что разрушится временной Портал и я уже не смогу попасть назад. Я буду жить, зная наперед, что со мной произойдет в ближайшие тридцать лет: снова закончу школу, попаду в армию, поступлю в институт, к тридцати годам женюсь… Может быть, мне как-то удастся повлиять на события в стране. В какой-то книге, еще в юности, я прочитал: «Если живешь для себя — тлеешь, если для родных — светишься, а когда живешь для всех — горишь…»
Каждый человек сам для себя решает, для чего ему жить. И этим вопросом люди задавались с древних времен и порой так и не могли найти ответа. Человек волен сам распоряжаться своей жизнью и судьбой. Для себя я давно все решил. Мне важна моя семья, мои родные и близкие. Я совершенно не мыслю себя без них. Как они там, без меня, в далеком две тысяча семнадцатом?
Мне удалось осуществить задуманное и спасти доктора Холмогорского, но всем помочь невозможно, это я понимал. Отговорить школьного трудовика, бывшего «афганца» Захара не пить — я не смогу, в девяносто втором, под новый год, он сядет пьяным за руль и выскочит на встречную полосу, под строительный бульдозер… я так же не смогу отговорить одноклассника Ваню Селиванова от военного контракта в Чечню, куда он уехал в тысяча девятьсот девяносто шестом и уже не вернулся…