Вот и теперь — некто нагло пытается на неё воздействовать.
Какая уж тут молитва!
Ирис даже скрипнула зубами от негодования.
Сжала в кулачке горячие чётки.
И решительно устремилась прочь, обратно по коридору, по галерее, навстречу колокольному звону и утру, к монастырским вратам…
— Доброго дня, сестра Агата! — сдержанно поздоровалась с сонной привратницей. — Не могли бы вы…
— Ох, в такую рань — и уже к болящим! — не дослушав, пробормотала пожилая монахиня, выкарабкиваясь из своего домика, как черепашка из панциря, и гремя ключами. — Что, или тяжёлый попался? Надумала с утра проверить? Иди, иди, детка… Да не к воротам — пойдём, я тебе малую калитку открою…
…Старик в балахоне торчал всё там же, под окнами госпиталя, напряжённо всматриваясь в оконца-бойницы монастырской стены. Это от него исходила волна поиска, ментального прощупывания, Ирис почувствовала это сразу, помимо того, что чётки во вспотевшей от волнения ладони стали чуть ли не раскалёнными. И тогда она, можно сказать, с размаху опустила вокруг себя ментальный щит. Как учил её когда-то эфенди. Кокон. Броню.
Правда, потом за этакую изоляцию придётся расплачиваться сутками магического бессилия — ибо тот, кто отсекает себя от подобного воровства, заодно блокирует и собственные каналы. Потому и используется эта техника нечасто. Зато всё твоё останется при тебе. А вот охотнику за дармовщиной придётся несладко.
Поколебавшись, Ирис стянула капюшон послушницы, а за ним и платок. Огненно-рыжие кудри, не сдерживаемые более плотной тканью, вспыхнули костром — и осели на плечах, спине… Старик встрепенулся — и ринулся к ней. Но тотчас остановился, не пробежав и пяти шагов, словно от тычка в грудь. Это фея вскинула руку, преграждая к себе доступ.
— Бран О’Ши, — резко сказала она. — Даже не приближайся.
— Ты! Это всё-таки ты! И ты здесь…
Она ожидала гнева, возмущения; но вместо этого старик расплылся в блаженной улыбке.
— Я нашёл тебя…
— Уходи. Я не желаю тебя видеть.
Казалось, он не слышал ни слов, ни холодного тона, лишь упорно пытался шагнуть к ней — и всё не мог понять, что же ему мешает.
— Почему я не могу…
Казалось, его озарила внезапная догадка.
— Это — ты?
На лице его разлилось обиженно недоумение, как у ребёнка, которого незаслуженно наказали.
— Ты — меня не подпускаешь? Меня? Единственного, кто у тебя остался из кровников? Дитя, так ведь у тебя больше нет никого родного на белом свете… Постой, а откуда ты знаешь, кто я? Кто тебе сказал?
— Стой, где стоишь, Бран О’Ши, и не трать силы, — сурово ответила Ирис. — Мне безразлично, кто ты и зачем сюда пришёл. Я всё про тебя знаю. Ты проклял мою мать и отрёкся от неё. Ты едва не убил Мэг. Ты… — У неё едва не сорвался голос. — … погубил мой сад… Жадный и злобный старик! Убирайся. Нам не о чем разговаривать.