По привычке он продолжал обращаться к ней также, как в доме Аслан-бея.
Ирис вздохнула.
— Я только-только почувствовала, наконец, вкус свободы… и вдруг её у меня отбирают! Это ужасно. Граф, вроде бы, и неплохой человек, но…
— Твоё сердце несвободно? — с участием подсказал Огюст. Рыжая феечка покачала головой:
— В том-то и дело, что свободно. Но, Август, я не представляю себе жизни с Филиппом де Камилле. Он такой… педант, такой сдержанный… Хотя последнее объяснимо. Думаю, сопротивляясь столько лет привороту, он настолько привык держать чувства в узде, чтобы никто не догадался о его страданиях, что теперь эта сдержанность стала частью его самого. И всё же…
— Могу сказать одно: это не должно тебя пугать или отталкивать. Кстати, в дипломатической службе такая черта очень полезна; семейная же жизнь, скажу тебе откровенно — сплошная дипломатия. Поэтому, Ирис-ханум, если тебе вдруг понравится некто, наделённый этим редким, я бы сказал свойством — не спеши делать выводы. Но неужели это всё, что тебе в нём не нравится?
— Ах, Август, как ты не понимаешь! Он согласился жениться на мне по приказу!
Огюст Бомарше испустил глубокий вздох, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, якобы в глубоком изнеможении. И даже ладонью от Ирис прикрылся. Затем хитро выглянул одним глазом.
— Ирис-хану-ум! Крестница! Мой бывший «подарок», ау!
Оторопев, девушка неуверенно улыбнулась.
— Почему ты об этом вспомнил?
— Да потому, дорогуша, что за вольной жизнью за спиной своего уважаемого мужа ты о многом забыла. А вот теперь — возьми и представь: могла ли ты сопротивляться воле султана, отправившего тебя в качестве дара… да кому угодно? Он ведь мог презентовать вас с подругами и приезжим купцам из Чайны, и кому-то из визирей, или послать в Тартарию, страну вечного снега… Вспомни-ка те времена.
Он выпрямился. Сбросил напускную шутливость:
— «В мешок — и в Босфор». Помнишь? Попробовала бы ты тогда слово сказать против!
Ирис побледнела.
— Но Франкия — цивилизованное государство, и Генрих не стал бы…
— Да. Османия также считает себя по праву и цивилизованной, и высокоразвитой империей. Но привычки власть имущих везде одинаковы, поверь мне. Никто, конечно, нашего Филиппа не утопил бы в Сене, но… государям не перечат. Иногда из-за того, что методы воздействия у них всё-таки есть — такие, как плаха и тюрьма, а иногда — просто из-за верности. Мужчина, нарушивший присягу, недорого стоит. И, написав прошение об отставке, Филипп понимал, что балансирует на лезвии ножа; однако решился на это. Что само по себе заставляет задуматься.