Тимея вдруг мягко улыбнулась.
— Давай же платье, Мари! — все еще улыбаясь, попросила она и протянула руку.
Я еще раз с силой дернула вверх за подол, и платье свалилось к моим ногам…
Что-то, звякнув, упало и, сияя, покатилось по берегу.
Осколок!!!
Криво прокатившись по узкой полоске прибрежной травы, осколок волшебного зеркальца полетел вниз, булькнул и исчез на дне пруда.
Тимея ахнула… По-птичьи взмахнула руками, бросилась в воду и скрылась под ее поверхностью.
Я оцепенела от ужаса.
И вдруг меня начало колотить.
Нервная дрожь с головы до ног объяла тело. Она сотрясла его так мощно, словно я промерзла до самых костей.
Надежда, еще мгновение назад согревавшая меня, разбилась, радость растаяла, как дым, а на смену пришло ужасающее осознание произошедшего.
«Все пропало… — постучалась тяжелая мысль. — Теперь тебе не избежать «Соснового рая»…
Тимея вынырнула из воды и подала мне осколок. Мы посмотрели друг другу в глаза, но не смогли произнести ни слова.
В тревожном смятении мы молча поплыли по темной глади пруда. Вода казалась холодной и неприятно облепляющей тело. Она мерещилась мне нескончаемой, темнота давила на глаза; вспыхивающие то здесь, то там огоньки доводили почти до безумия. Наконец, мы так же молча вышли на берег. Я по-прежнему дрожала в своей майке с кармашком и пижамных штанишках, хотя одежда вновь оказалась абсолютно сухой.
Но я не замечала этих чудес. Я ничего не замечала…
Он все узнает.
Скоро он вернется…
И тогда не миновать прощания с человеческим обликом.
В это мгновение обличье безобразной старухи внезапно стало мне очень дорого.
— Может быть, все еще обойдется… — тяжелым голосом произнесла Тимея. — Может быть… Ведь осколка не было с тобой всего минуту. Он увидит только то, что ты была здесь, у пруда. Ничего другого он не увидит.
Она сочувственно посмотрела мне в глаза.
Я неловко кивнула и отвернулась, пытаясь скрыть подступающие слезы.
И впрямь, он увидит лишь несколько мгновений возле пруда…
Он увидит меня рядом с Тимеей.
И этого вполне достаточно, чтобы отправить меня в «Сосновый рай».
И я уже никогда, никогда не вернусь домой и не увижу маму и тетю Клашу.
Горькие слезы хлынули из моих глаз, а из груди вырвались так долго сдерживаемые рыдания.
Никогда не увижу… Никогда…
— Не плачь! — прижала меня к себе Тимея. — У тебя будет время придумать какое-нибудь разумное объяснение. Успокойся и ступай скорее, моя милая Мари… Скоро рассвет, и вот-вот начнут просыпаться слуги.
Она нежно утирала мои слезы, обнимая, как мать.
Наконец, простившись с Тимеей, я осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, выскользнула за дверь и очутилась на лестнице.