В замке стояло предрассветное безмолвие.
Стараясь прижиматься к краю лестницы, я тихо, как мышка, поднялась в свою комнату, спрятала осколок зеркальца в небольшую щелочку в паркете, туда же сунула драгоценные конские волоски и, раздевшись, юркнула под одеяло.
Слезы почти просохли.
Несмотря на множество счастливых и горьких событий, на теплившуюся надежду и мучительные сомнения, вопреки всему, я уснула почти мгновенно.
Но сон мой был неровным и беспокойным.
Перед глазами бродил образ Элемера, вставало скорбное лицо Тимеи, плыли смутные силуэты гостей на балу, где-то слышался цокот копыт коня Брикса… И все это было овеяно тревогой… тяжелящей сердце тревогой.
Ах, как не хотелось мне просыпаться утром… Мне казалось, что оно непременно принесет горькую и страшную весть, которую я ожидала и боялась… Но все-таки я проснулась — позже обычного, от равномерного звука капель дождя, падающих на крышу балкона.
Приподнявшись на постели, я покосилась на зеркало шкафа. Оттуда выглянуло отражение старухи со спутанными волосами. Неожиданно я приветливо улыбнулась ей, и она ответила тем же.
«Будь что будет, старушка…» — шепнула я ей, и она в ответ шевельнула морщинистыми губами.
В окно глянул хмурый рассвет.
Сегодня с гастролей возвращается Рене.
Я вновь взглянула в зеркало, заметив, что отражение приуныло. Оно не хотело в «Сосновый рай», в мутных зрачках его затаился страх… Неужели вскоре мне придется смотреться в водную гладь пруда и видеть длинный клюв, черные крылья и полные невыразимой тоски глаза?.. Неужели мне придется слиться с темной водой?..
Дверь распахнулась, и появилась Мишель.
— Доброе утро, мадам.
Я испугалась, что она заподозрит что-то, но каменное лицо ее ничего не выражало.
— Вас причесать? — осведомилась она буднично.
— Пожалуй, я сама, — проговорила я и, откинув одеяло, выбралась из постели.
— Через пятнадцать минут будет подан завтрак.
Каждое утро она произносила одни и те же слова, но почему мне кажется, что сегодня они звучат в последний раз?..
Мишель вышла.
Я подошла к зеркалу и начала расчесывать свои жидкие патлы.
Потом лениво, медленно облачилась в длинное утреннее платье и черепашьими шагами спустилась к завтраку.
— Вы не больны, мадам? Может быть, позвать доктора Рейнальда? — спросила Таналь, подавая рис, завернутый в сладкие листья какого-то растения с далекого острова, и маленькую соусницу.
Я подняла на нее глаза.
— Доктора Рей… как вы сказали? Рейнальда?
Таналь кивнула, раскладывая приборы.
— А где доктор Вили?
— Доктор Вили уволен, мадам.
Вот это новости.
Разволновавшись еще сильнее, я зачерпнула побольше воздуха в грудь и объявила внимательно смотрящей на меня девушке-роботу: