— Никому не рассказывай!
Детский сад.
— Азариил меняется, Варь. Что-то перемкнуло в его блаженных мозгах, и те дают сбои. Поэтому послушай совета: держись от него подальше. Не провоцируй. Не строй глазки.
— Ты говоришь ужасные вещи.
— Жизненные. Не буди лихо, пока спит тихо. На твоем месте я бы убрался из города и забыл обо всем.
— Не могу, — Варя мотнула головой.
— Из-за него? Ну признайся хоть раз честно: только из-за него?
— Из-за тебя.
— Да ладно… — Андрей смутился, потому что она сама нащупала на покрывале его ладонь и сжала.
— Я останусь, если еще хоть на что-нибудь сгожусь. Буду помогать. Знаешь, пока ты лежал без сознания, Азариил суетился вокруг и все время повторял: «В нем теплится искра… я чувствую свет». Может, он защищает тебя именно поэтому? И воскресил — поэтому? Из-за внутреннего света?
— Глупости. Нет во мне никакой искры. Что я ему, лампочка?
— Ты назвал картины вульгарными. И много другого осознал. Вдруг Азариил чувствует раскаяние, или, скорее, способность к раскаянию, предрасположенность, готовность? Ведь Бог никогда не призовет душу, пока для той остается шанс на исправление. Может, оттого и допустил самочинство… А может, как раз сейчас и наказывает Азариила за неповиновение.
Варя неожиданно всхлипнула, плечи у нее мелко задрожали. Андрей со вздохом обнял ее и прижал к себе.
— Успокойся. Вернется наш пернатый, никуда не денется. И снова будет нести чушь про ритуалы, заниматься религиозной пропагандой и вещать загробным басом о муках ада и моей безнадежной греховности.
Варя вымученно засмеялась.
— А вот картошка мне уже в глотку не лезет, — подытожил Андрей. — Пойду-ка завтра пообщаюсь с уличной богемой, но сначала неплохо бы разжиться рамами для акварелей. Есть тут поблизости багетная мастерская?
— Выясни у торговцев. Ты настолько уверен в успехе продаж?
Андрей ухмыльнулся:
— Талант не пропьешь.
— На твоем месте я бы не ходила.
— Еще сутки в подвале — и я сгнию. Прогуляться не повредит. К тому же, этот Новый год грозит оказаться последним в моей жизни, а в преисподней не разгуляешься. Хоть повеселюсь напоследок.
— Ну о чем я тебе втолковываю, а? О вере, о надежде, о промысле. Все как-нибудь устроится.
— Как-нибудь — точно, — хмыкнул Андрей. — Боюсь расстроить, но от надежды уже мало что зависит. Верь, не верь — а мы с тобой уже однажды умирали и оба понимаем, что происходящее не абстрактно. Это не тот случай, когда плохое случиться может где-то и с кем-то, только не здесь и не с тобой. Верь, надейся, а назавтра тебя переедет грузовик.
— Верить надо не в избежание смерти, а в милость Божью.