— Мой приговор давно подписан, Варь.
— Не впадай в отчаяние. Азариил на нашей стороне. Он за тебя ходатайствует, он справится.
— Тогда давай ты будешь верить за нас обоих, — Андрей грустно улыбнулся ее простодушной горячности. — А то моя надежда уже давно испарилась… не иначе как отправилась копать могилу. Давай, ложись спать.
Варя плотнее закуталась в шерстяное одеяло и вытянулась на диване. Она ещё долго возилась, и, лежа рядом с ней на спине, разглядывая потолок, Андрей впервые за много дней ощущал себя обнадеженным и успокоенным.
* * *
— Та-дам! — провозгласил Андрей с порога, топая ногами по линялому коврику и стряхивая с ботинок снег. — Ну, кто был прав? Три картины за пару часов — чуть с руками не оторвали. У нас теперь куча денег. Пойдешь выбирать елку?
Квартира откликнулась мертвой тишиной.
— Варя? — он напрягся. Засунул обратно в карман деньги, которые сжимал в ладони, и, не разуваясь, заглянул в комнату, в кухню. Никого.
В первые мгновения стало дурно. Однако на кухонном столе обнаружилась записка: утешительная и разочаровывающая одновременно.
«Я встретила крестную», — писала Варя: «Она пригласила на чай, потом — в Спасо-Преображенский монастырь на ночную службу. Утром пойдем с Вениамином на молебен по случаю новолетия. Тебе лучше не выходить. Вернусь завтра. Варя».
— С Вениамином, — проворчал Андрей с презрением, опустившись на стул и вертя бумажку в руках. С подошв на пол стекал тающий снег, скапливаясь в грязноватые лужицы. — Ну и якшайся со своим Вениамином.
Он чувствовал себя задетым. Столько времени потратил на поиски рам! Договорился, чтобы пошустрее сделали, выбрал самые стоящие акварели, которые любила мама. И мерз на ветру возле универмага, и торговался с покупателями, понятия не имевшими, чьи работы берут и сколько на самом деле стоят эти картины. Не говоря уже о художниках-завсегдатаях, у которых перебил торговлю: к концу первого часа ребята набычились, к концу второго явно приняли коллективное решение вытравить самозванца из своих бездарных рядов. Андрей счел за благо ретироваться раньше, чем в ход пошли угрозы и нецензурная лексика.
И ради чего столько мучений?
— Крестная! — проворчал Андрей угрюмо. — Вениамин! Какой-то худосочный прыщ поманил ее пальцем — и побежала! Ну да, с ним есть о чем побеседовать: миллион общих тем, миллион схожих увлечений. Книжки, псалмы, посты. А ты как торчал тут две недели, так и торчи, пока не сдохнешь с тоски. И что еще за нелепые запреты? Разве в церкви не самое безопасное место? Зар об этом без конца твердит, и вдруг — нате вам! — не смей являться. А сегодня, между прочим, тридцать первое декабря, — с претензией заявил Андрей записке и оскорблено уставился на старый эмалированный чайник, словно тот посмел возразить.