Андрей занял ближайший стул, Серега плюхнулся на соседний. Оба, как положено новоприбывшим, почти синхронно отправили в банк по тысячной купюре.
Сидящий напротив парень — тощий, с нездоровым сероватым оттенком лица, нервно сунул руку в карман, извлек несколько банкнот и бросил на середину стола. Следующий, дородный мужчина в костюме и тонированных очках, плотно закрепленных на мощном мясистом носе, достал бумажник и выдернул новенькую купюру. Какой-нибудь банковский служащий, или успешный адвокат, или неудачливый отец семейства, подумал Андрей, пока дилер раздавал карты. А первый — студент, сын богатого папаши, сильно не одобряющего подобное времяпрепровождение. Или доктор из государственной больнички: много не утащишь, а на крошечную зарплату медика не проживешь. Краем глаза Андрей заметил, как Сергей неуверенно поднимает выпавшие карты, стреляя по сторонам глазами.
Быстро оценив собственную руку, Андрей снова перевернул ее рубашкой вверх. Дама треф и шестерка бубен. Слабо. Но покер — игра терпеливых; изучив соперников, даже наихудшие карты можно обернуть к своей выгоде. Все лучше, чем к Инессе возвращаться, не к ночи будь помянута.
Откинувшись на спинку стула, он мельком и украдкой окинул остальных игроков. Взгляд споткнулся о профиль сидящего по правую руку, да так и прикипел — не оторвать. Костлявый и высохший, ростом, наверное, с оглоблю, да и телосложением не лучше. Обтянутые желтоватой, мертвенно-бледной, тонкой и мелко сморщенной кожей руки лежали на столе поверх карт; на длинном и узловатом безымянном пальце левой тускло отливал золотом старинный перстень с черным камнем. На вытянутой яйцом голове в обрамлении серой седины блестела плешь. Сплюснутое с боков лицо с острым гладко выбритым подбородком венчалось выдающимся орлиным носом — о ещё говорят: на десятерых рос, одному достался. Рельефные скулы и впалые щеки вкупе с резкой и довольно топорной нижней челюстью навевали ассоциации с черепом, облепленным ветхим, полуистлевшим пергаментом. Глубоко запавшие глаза, прикрытые тонкими, прозрачными веками, пронизанными сетью капилляров, не мигая, буравили стол.
Смерть да и только! До того колоритная, что ни в сказке сказать. Косы не хватает. А костюм, без сомнения, скроен на заказ, ибо сидел на этих неописуемых мощах как влитой. Сколько же ему было лет? Девяносто? А то и целый век от роду?
Художник в Андрее вдохновенно аплодировал столь неординарному типажу. Но лишь до тех пор, пока синеватые старческие губы не разомкнулись:
— Колирую.
От низкого, насыщенного необъяснимыми оттенками голоса по телу неожиданно прокатилась волна мерзкой дрожи. Пальцы затряслись. Что за бесовщина?!