Последнее, что помню — лохматый шар. Шерсть мягко колышется в воде — красиво. Наверное, точно так плавно и медленно шевелились мои волосы, обласканные Мельтой. А затем невероятно горячие ладони. Откуда? Додумать мысль уже было не суждено.
Очнулась на берегу. Небо голубое. И лицо Гесса. Хищное, с резкими чертами. Тёмные мокрые волосы торчат во все стороны, как шерсть у собаки. Прядь падает на глаза. На груди — капли воды.
На такой торс можно смотреть не отрываясь. Иногда так делает Монтифер, когда ныряет взглядом в вырез моего лифа. Делает он это не из-за моих прелестей, а из желания позлить, но пауза в долгом томном взоре достойна пера великих поэтов.
— Вы голый, — твёрдо говорю я, чтобы оторваться от созерцания его мышц. Это вместо извинений и благодарности. И тон обвинительно-суровый, как у постной матушки Агнессы — вечного кошмара всех учеников начальной школы при райнелютской церкви.
У него смягчаются черты — удивительное преображение. Мистер Тидэй становится почти милым. Тёмные глаза лучатся светом. Красивые губы приоткрываются, но вместо ответа летит в меня смех
— довольный и по-мужски глубокий.
Великолепные зубы, смею заметить, — так бы и любовалась, как делает это местный цирюльник — мистер Сойтер, когда любовно заглядывает в рот пациентам.
— Вы бесподобны, Рени! — искренне, но без восхищения. Весело скорее. Он забавляется. — Закройте глаза, пожалуйста, я оденусь.
Угу. Можно подумать, это возможно: течением нас отнесло достаточно далеко от того места, где он разбрасывал свои вещи. Не хотелось его огорчать, но он и так вскоре всё понял. Завораживающее зрелище — наблюдать, как он запускает длинные пальцы в шевелюру. Растерян, но сколько грации, какие движения, как играют мускулы под смуглой кожей!
— Я подожду вас здесь, — говорю, поднимаясь с мокрого песка, и отворачиваюсь. Сажусь спиной к реке. Обхватываю себя руками — мокрая одежда облепила тело, майский ветер холодный, хоть и солнце светит вовсю.
Волосы висят сосульками. В них — песок. Я, наверное, сейчас сама похожа на крысу — дрожащую и несчастную. Грандиозный апофеоз — финальная сцена моего дня рождения. Зрители бешено аплодируют стоя, отбивая ладони и срывая голос, скандируют «Браво!».
Лучше бы я сидела дома и пила чай миссис Фредкин, глотала слёзы и куталась в клетчатый плед, грея руки у камина. Хотела приключений? Получила их сполна.
Осталось только заболеть и тихо истаять в белой кровати. В одиночестве, ибо миссис Фредкин не считается, а батюшка обязательно забудет обо мне, в очередной раз увлёкшись каким-нибудь важнейшим проектом или изобретением.