— Конечно-конечно, — улыбалась кареглазая кукла, не меняясь в лице. — Как и договаривались, мистер Гесс.
Мне не оставалось ничего другого, как ещё раз поклониться и уйти прочь. Ненормальный мир. И я, беспросветный глупец, что попал сюда по воле 0бирайны[1] непонятно за какие провинности. Впрочем, грехов за мной хватало, но не таких же, чтобы одним махом лишиться всего.
[1] Судьба
Рени
Он ушёл. Шагал уверенно и широко. Так по-мужски, подчёркивая каждым жестом собственное превосходство. Ни разу не обернулся. А я смотрела ему вслед. Ждала?.. Нет, конечно. Он бесил меня, раздражал. Я радовалась, что проходимец исчез из моей жизни. Не навсегда — здесь его кролик, о котором он не забыл, — но, надеюсь, надолго.
Я вздохнула, прикоснулась пальцами к губам, разозлилась сама на себя, тряхнула головой и завела ЖМОТ в гараж.
— Ну, и что это было?
Эдди Монтифер шагнул навстречу как призрак. Я взвизгнула. Друг детства стоял передо мной, заложив большие пальцы за ремень, и покачивался с пятки на носок и обратно. Великая поза Эдди, когда он задумчив или в бешенстве. Судя по всему, сегодня как раз второй случай.
— Тебя никто не учил, что прятаться по чужим гаражам — непристойное и противозаконное занятие?
— у меня хватило сил резко отчитать провинившегося.
Со злости я ткнула ладонью в его грудь, но сдвинуть Эдди — это из области фантастики. Он и раньше отличался устойчивостью и гибкостью, а теперь, когда вырос, с подобным успехом можно было голыми руками толкать мобиль или пароход.
Он даже позу не поменял и пальцы из ремня не вынул.
— А расскажите-ка мне, мисс Эренифация Пайн, как вы докатились до подобной жизни — отвергли верного, настоящего друга и отправились не пойми куда с неизвестным подозрительным типом? Ты в курсе, что с такими рожами только за решёткой сидеть?
Он преувеличивал. Мистер Гесс вполне себе красавчик, но Эдди злился, а когда он сердится, ещё и не то может выдать.
— Послушай, Эдди, — сладко пропела я, — со своими знакомыми я сама как-нибудь разберусь, а ты бы шёл по своим очень важным делам. Право, не стоит торчать в моём гараже и указывать мне, с кем дружить или ругаться. Сходи, может, память свою найдёшь где.
Эдди замер и перестал раскачиваться. Улыбнулся ослепительно, аж в помещении посветлело от его накала.
— Ну сколько можно, Рени? Я ведь извинился. Виноват, каюсь.
— А я не простила, — буркнула, но уже без энтузиазма. Когда Эдди сверкает своей фирменной улыбкой, устоять практически невозможно. И только долгие годы изнурительных тренировок дают некое слабое противоядие, которого, увы, хватает ненадолго. Но я пока держалась.