Едва ли ещё в каком другом закутке мира споры о давно минувших эпизодах кипят с остервенением большим, чем на постсоветском пространстве, подцепившем острый вирус дефицита национальной идеи вкупе с синдромом неофита. Политика наших дней здесь сплошь опрокидывается в прошлое с целью волшебно почерпнуть оттуда смутные оправдания вместе с не менее сумрачным планом действий, и конечно, ради пополнения запаса престижа. Очень часто доктринёры заходят слишком далеко: прибегают, например, к помощи разных шулерских приёмов пресловутого удревнения, сочиняя фантастические в собственной смехотворности басни про этногенез окрестных племён, игнорирующие сухую науку. Она честно признаёт скудность наличных данных про архаичную эпоху, а возникновение изначального, святого трём нынешним братским народам государственного образования, неуклонно датирует IX-м столетием от РХ: тогда хозяйство восточных славян да, что немаловажно, их соседей, вполне дошло до уровня создания прибавочного продукта (излишки которого, кстати, принялись пускать в стяжательский оборот продаж), а созревшее к ранним классовым отношениям общество, ради наведения должного порядка, призвало править да владеть варяжскую семейку Рюриковичей с ватагой. Дружины викингов, этих знаменитых мореходов, предвосхитивших своими плаваниями и открытие Америки (они точно высаживались на Гренландию), и коммерческие выгоды флота (светоча буржуазных ценностей до внедрения железных дорог), попав на распутье Днепра с Волгой (именно купеческая конкуренция во многом предопределит соперничество Киева и Суздали при флегматичном богатстве Господина Великого Новгорода), мигом наладили тут механизм торговли-разбоя, а также крышу над речным транзитом да прилегающими территориями, со временем слившись с ними в обыкновенный феодальный конгломерат – Русь.
Её летопись разгоняется невероятно пышным взлётом к XI-му веку, а после уходит в крутое пике удельной раздробленности и упадка негоции XII-го, катастрофически разбиваясь о волны монгольского нашествия, прикончившего могучую державу, юго-западные области коей превратились в окраинное захолустье Литвы-Польши, а северо-восточные всё-таки сберегли автономность под татарским ярмом: там разрушенная экономика потихонечку ожила (вместе с гнусно пособничавшей захватчикам православной церковью) динамичным ростом, да под сенью Орды возвысилась, сделавшись благодаря своим победившим в игре ярлыков князьям главным фискальным посредником, Москва. Она же, одним прекрасным мигом чрезмерно усилившись, свергла длившееся около 250-ти годов иго, собрала из освобождённых земель новую Россию, довольно быстро, во второй половине XVI-го столетия, подобающе преобразовавшую «имидж» при грозном царе, пытавшемся покорить степи, сменить опору трона с замшелого родового боярства на опричнину служилых дворян, вербовать округ Скандинавии заплывших до Архангельска иностранных гостей и завоевать балтийский порт – увы, львиная доля затей провалилась, а случившееся спустя короткий срок пресечение династии толкнуло истощённый народ в болото Смуты. Что ж, к никуда не исчезнувшим проблемам предыдущего поколения лишь прибавились свежие – да скопом рухнули на голову взошедших на престол обуреваемого бунтами государства Романовых, тончайше выкрутившихся манёвром заключения альянса помещиков с городом против крестьян и дряхлой аристократии, в угоду западным союзникам, несмотря на официальную личину изоляционизма (отвергнутая посконным протопопом Аввакумом сотоварищи никониановщина – определённый её пробой): по меткому суждению Покровского, под феодальною мономаховой шапкой тишайшего монарха прятался чёрт торгового капитала, росла Немецкая слобода, частенько посещавшаяся молодым Петром І, провернувшим радикальнейшие реформы.