Овощи пахли солнцем и как будто светились, с первого взгляда понятно: с собственной грядки, а не безвкусное нечто, взращенное в теплице на гидропонике.
— Тебе кофе? — Ольга потянулась к турке.
— А чай есть?
«С травками», так называли сборы бабы Дуси взрослые.
Она собирала их ночью, или на рассвете, пока не высохла роса. Некоторые срезала в жаркий полдень, а другим ждать пасмурного неба.
— Каждой травинке — свой час, — поучала нас, девчонок, что намертво прилипли к её подолу. — И каждая — для своего дела.
А потом поила нас разными отварами, давая заедать желтым медом в сотах.
Я прямо-таки ощутила на языке сладость, а пальцы словно слиплись от лакомства.
— Кипрей! — провозгласила Ольга, выдергивая меня из детства.
Я молча протянула чашку.
Легенд об иван-чае баба Дуся знала множество. И каждый раз рассказывала их при сборе. А потом учила «квасить» узкие листья. Дух тогда в доме стоял — закачаешься! Густой, ароматный воздух хотелось пить и пить, не переставая.
От сытного завтрака и воспоминаний снова стало клонить в сон.
— Это от нервов и переутомления, — посочувствовала Ольга, — Отсыпайся!
Лежать в пристройке, вдыхая деревенские ароматы, слушать звуки, ничем не напоминающие вечный городской шум, было великолепно. Паутинка шевелилась от врывающегося в окошко ветерка, где-то блеяла коза, мычал привязанный за забором бычок.
Не хватало только материнских рук и колыбельной.
Я вдруг поняла, что плачу. Тихо, светло. Просто слезы бегут по лицу.
Вытерла их, закрыла глаза… И услышала голос.
— Баю, баюшки, баю…
Мама?
Женщина сидела на краю кровати, поглаживала меня по спине и тихо напевала вечную колыбельную. Русые волосы упали на лицо, но я легко разглядела и лучащиеся любовью глаза, и грустную улыбку.
Заснула почти счастливая.
Чтобы проснуться глубокой ночью.
Очень хотелось пить. Но воды не было — Ольга не принесла. Сама посапывала рядом, спокойно, как младенец.
Осторожно, чтобы не разбудить, выбралась из комнатушки. В коридоре было темно, только пробивался свет сквозь щель приоткрытой кухонной двери. Наверное, бабу Дусю задержали повседневные хлопоты. И так хозяйство большое, а тут еще гости-нахлебники свалились на голову.
Стыдно! Надо завтра пораньше встать, чтобы хоть со скотиной помочь. Кажется, это её бычок бунил днем. Маленький для стада, вот и привязывают за забором, на пятачках травы.
Их кухни донеслось бормотание. Я как на стену наткнулось: что-то в нем было такое, такое… Слова на ум не шли, но волосы на затылке зашевелились, как будто сзади подходил кто-то большой и страшный.
Только бы половица не скрипнула под босой ногой! Осторожно, стараясь не выдать себя даже дыханием, заглянула в приоткрытую дверь.