– Здесь уютно, – говорит Элизабет, когда мы подходим к барной стойке, и я помогаю ей сесть на высокий стул из темного дерева.
– Что предпочитаешь? – спрашиваю ее, пока мы ждем бармена.
– Гинесс, думаю, пока один бокал, – отвечает она.
– Две пинты Гинесс, – говорю бармену и поворачиваюсь к ней. – Тебе надо выпить для храбрости? Или ты можешь и так поделиться со мной?
– С чего ты взял, что я хочу с тобой делиться? – Отворачивается от меня, но я беру ее за подбородок двумя пальцами и поворачиваю к себе лицом.
– А тебе есть, кому выговориться? Думаю, нет. Поэтому иногда ты ведешь себя как заносчивая сучка. Но передо мной ты можешь быть той, какая ты есть на самом деле. Забудь, что мы работаем вместе, сейчас мы просто пьем. – Нам приносят наше пиво, и я поднимаю бокал, как бы подбадривая ее.
Она ударяет об мой бокал и делает хороший глоток пива, потом еще и еще, так, что пиво в ее бокале оказывается практически на дне. Да, видимо разговор будет серьезный.
– Я ребенок из пробирки, – говорит она, и я захлебываюсь пивом, оно льется из моего носа прямо в кружку. Бэт подает мне салфетку и зажимает нос, хохоча над моим ужасным видом.
– Что? – спрашиваю я гнусаво, так как мой нос все еще зажат. Поднимаю руку, чтобы Бэт налили еще пива, а мне заменили кружку.
– Серьезно. Моя мама до 40 лет выбирала мужчину своей жизни, и в итоге так и не нашла идеального. Тогда ей в голову пришла мысль, что она успешная женщина, которая сделала себя сама. Может себе позволить сделать эко от донора спермы, – говорит она спокойно.
Я киваю, пытаясь вникнуть в абсолютно дикую для меня историю жизни.
– И вот она с первого раза беременеет, и появляюсь я. В принципе, я оказалась смышленым ребенком отличного адвоката. Очень часто я оставалась с няней, пока мама не начала болеть то одной, то другой болезнью. У меня было счастливое детство, и, в принципе, мне всегда хватало одного родителя, пока моя мама не заболела туберкулёзом. – Я внимательно ее слушаю.
Она вновь отпивает из бокала, но уже меньше, тыльной стороной руки вытирает губы и кивает, будто собирается с мыслями.
– Болезнь бедных, так говорят. Никто не назвал бы мою маму бедной. Огромный дом, сбережения в банке, у нее было все для счастливой жизни, кроме здоровья. И вот она умирает, когда мне исполняется 19 лет. – Ее лицо становится грустным. – Нет, ты не услышишь историю про чудесное появление донора спермы или поиски его. Мне не нужно это.
– Это очень грустная история. Сочувствую, – это все, что я могу сказать, прежде чем спрятать свое лицо за кружкой.