— Я тебя подвезу.
— Пешком прекрасно дойду, — отрезала Джулия. Ей ничего от него не надо. Зато ему от нее нужно так много. — Я действительно пеку торты из-за тебя. Вернее, начала их печь из-за тебя. Именно это я и хотела тебе сказать.
Он не ожидал это услышать и принялся покачиваться на каблуках.
Джулия сунула руки глубоко в карманы джинсов и стала казаться какой-то нахохленной.
— Ты тогда рассказал мне про то, что всегда чувствовал, когда твоя мама пекла пироги. Мне очень понравилась эта история. Я начала печь, когда была в интернате. Это само по себе отдельная история. Суть в том, что в то время, когда в моей жизни творилось черт знает что, благодаря тебе в ней появилось что-то хорошее. Что-то, благодаря чему я смогла удержаться на плаву. Я собираюсь открыть свою кондитерскую, когда вернусь в Балтимор. И все это началось с тебя.
Сойер почувствовал себя полным ничтожеством. Она так незаслуженно к нему великодушна.
— Я не принес тебе ничего, кроме горя. Как ты можешь благодарить меня за это?
— Я научилась видеть хорошее и ценить его.
Он не знал, что сказать. Прошло несколько мгновений, прежде чем он выдавил из себя:
— И ты хочешь сказать, что это даже не самое важное?
Она улыбнулась:
— Нет.
С одной стороны, ему до смерти хотелось узнать, что же она имела в виду. С другой стороны, хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше. При всем своем любопытстве он готов был жить в предвкушении вечно, если это значило, что он будет рядом с ней.
Сойер перехватил коробку с тортом поудобнее и открыл ее. «Колибри» был его любимым тортом. Он с трудом удержался, чтобы не начать есть прямо из коробки. В детстве мама все время пыталась прятать от него торты, но он неизменно их находил. Он ничего не мог с этим поделать. В том возрасте у него просто не хватало еще силы воли сопротивляться. Чутье на сладкое он унаследовал от деда, потому-то у них и были такие близкие отношения, ближе, чем со всеми остальными членами семьи. Именно дед научил его отключать это чутье, после того как Сойер неоднократно объедался сладким до желудочных колик. И он же рассказал внуку — не всем дано видеть то, что видит он, и потому рассказывать об этом следует далеко не каждому. Теперь Сойер обыкновенно всегда автоматически отключал свое чутье, кроме тех случаев, когда был слишком расстроен или уставал, и тогда невольно замечал то шлейф серебристых блесток, тянущийся из окна какого-нибудь дома, то россыпь искр, вылетавших из коробки с завтраком у какого-нибудь школьника. Сознательно он включал чутье лишь по четвергам, когда Джулия пекла что-нибудь у себя в кухоньке. Она была скрыта от него, но он все равно видел, как она это делает. Она достигла в этом деле подлинного мастерства, запах был совершенно изумительный. И на все это вдохновил ее он. Сойера переполняли эмоции.