— Не знаете ли вы, зачем? Быть может, у него были враги?
— Вполне возможно, но я ничего не знаю.
— И револьвер был при нем в последний день его жизни, двенадцатого?
— Да, он вынул его из кармана и положил на тумбочку, когда ложился спать.
— Очевидно, он кого-то опасался, раз всегда ходил с оружием?
— Наверное. Но за один, нет, за два дня до смерти он стрелял из него.
Мейсон вдруг оживился.
— Откуда вам это известно?
— В ночь на десятое револьвер оказался пустым, и Скотт при мне вынул из ящика коробочку с пулями и зарядил его снова.
— Быть может, он практиковался в стрельбе? Все шесть пуль отсутствовали?
— Да, он при мне вложил шесть новых.
— Значит, он стрелял еще раз уже после этого эпизода, так как, когда револьвер оказался в вашей руке, одной пули не было.
— Я этого не знала, пока об этом мне не сказали полицейские.
— Хотелось бы, — начал Мейсон с другого конца, — узнать побольше о его жизни, интересах, знакомых, врагах.
— К сожалению, мистер Мейсон, не могу вам помочь. У нас не было почти ничего общего. Он был скрытным человеком, и я мало о нем знаю.
Наступило молчание.
— Каково мое положение, мистер Мейсон? — спросила она наконец.
— Пока ничего не могу сказать.
Она отрывисто засмеялась.
— Не хотите мне говорить об этом?
— Оно далеко не блестяще, это я могу сказать вам уже теперь, — заметил Мейсон.
— Ну что ж, сделайте, что сможете, мистер Мейсон. До свидания, — сказала она с глубоким вздохом.
— Спокойной ночи, — ответил он и, взяв портфель, вышел из зала, не оглядываясь.
Мейсон шагал взад и вперед по ковру своей комнаты в конторе, засунув большие пальцы в проймы жилета и слегка наклонив голову.
Делла Стрит сидела за столом с открытым блокнотом для стенографирования. Половина страницы была уже исписана и сейчас, держа карандаш, она терпеливо ожидала продолжения диктовки.
Здесь же, в глубоком кресле, в своей любимой позе — боком, перекинув скрещенные ноги через один подлокотник и опершись спиной о другой — сидел Пол Дрейк.
Время от времени Мейсон произносил какие-то фразы, но обращался больше к самому себе, чем к другим, не прекращая своего безостановочного движения.
— Тебе бы лучше уступить, Перри, — гнул свою линию Дрейк. — Нет никакого смысла биться головой об стену. У тебя нет другого выхода. На этот раз, несмотря на весь твой ум и ловкость, тебе не удастся вытащить кролика из своей шляпы. Марион Шелби — виновна.
— Я разрабатываю новую версию, — ответил Мейсон. — Правда, пока она лишь умозрительная и ничем не подкрепленная.
— Да, это, конечно, будет жуткая версия, — прервал его Дрейк. — Но позволь тебе напомнить кое-что, относящееся к практической психологии присяжных. Ты, конечно, и сам знаешь об этом, но просто упускаешь из виду. Если ты будешь активно обелять обвиняемую, Бюргер изрубит тебя на мелкие кусочки. Присяжные будут чувствовать себя обманутыми и тоже обозлятся. В результате ты станешь всеобщим посмешищем, а ее присудят к высшей мере.