Свеча умирала незамеченной. Последняя, третья из зажженных вороном. Погаснет она, и молельня погрузится во тьму. Весь дом снова станет тьмой. Я успел изучить его таким — спящим так крепко, что сон его близок к смерти. Я извернулся в лапах ворона. Фитилек вздрогнул.
— Вас, — ответил я темноте. — Она боялась вас.
Ворон вскрикнул, остро, пронзительно, как раненная птица. И в этот миг я побежал. Обогнул его, выскочил в коридор и ринулся к детской. Захлопнув дверь, я понял, что никто за мной не гонится. Ворон остался во тьме молельни, гневаться и бесновать, дышать ладаном и обвинять во лжи каждого, кто не стерпит льда его глаз.
Ковер глушил мои шаги. Я подошел к кровати, подхватил куклу и прижал к груди. Сквозь портьеру томительно пробивалось солнце, я потянулся и сорвал тяжелую ткань. Она опала, но за ней скрывался еще один слой, дом не хотел, чтобы солнце мешало ему скорбеть.
Уходя, я набросил сорванную портьеру на кукольный домик. Никто больше не станет играть с тобой, милый друг, так спи же. Пусть тебе приснится мир, в котором маленьких девочек не уносят в ледник по приказу черного ворона.
* * *
Мы с куклой вышли из детской и плотно прикрыли за собой дверь. Мне оставалось еще одно, последнее обещание. Хозяин злобно щурился с картины. Я так и не вернул ему свечу, но он, кажется, привык к мраку, и не таил на меня обиды. Мы помолчали немного все трое — хозяин дома, кукла и я. Мы молчали о Китти, мерзнущей среди мертвого льда. Мы молчали о Нэнни, истлевшей до самого основания. Мы молчали, опасаясь, что во тьме нас отыщет хозяйка.
— Я пойду. — Хозяин выжидательно посмотрел на меня. — Я ненавижу вас за дом, что вы воздвигли. Я благодарю вас за него. — Кукла уселась на тумбу, оперлась спиной на стену, ее фарфоровое личико оставалось бесстрастным, но прищур на картине потеплел. — Китти просила оставить вам куклу. Может, тьма и не страшит вас, но одиночество никому не идет на пользу.
Хозяин молчаливо согласился. И я пошел дальше. Мимо запертых комнат к лестнице, обитой пыльным ковром. Последняя дверь распахнулась передо мной, когда я потянулся к перилам. Это было приглашение, от которого невозможно отказаться. Спальня хозяйки мерцала в такт покачивающимся фитилькам сотни свечей. В центре комнаты стояла широкая ванна, ее выгнутые ножки царапали пол, капли воды темнели на нем, будто кровь.
Хозяйка сидела, повернувшись ко мне спиной. Узкие плечи, фарфоровая кожа, небрежно заколотые волосы. Она не обернулась, только махнула рукой в знак приветствия.
— Вот ты и заглянул ко мне, я все ждала, когда-когда, но тебя манила одна только молодость. — Хриплый смешок, плеск воды, мурашки, бегущие по позвонкам. — Мы не здоровались, но попрощаться ты должен. Ради приличия, так ведь? — Запустила длинные пальцы в волосы, вытащила гребень и локоны упали на спину, укрывая ее мягкой волной. — Прощай, мой мальчик, и никогда сюда не возвращайся. Пустое это, бродить по месту, которого нет. Ловить миражи, мучиться несбыточным. Пустое. Ступай скорее.