«Почему у меня нет сил, чтобы убить сейчас тебя и себя? Как можно дальше так жить?»
— Я не буду грабить и жечь!
— Но они! — Люпин развёл руками. — Они!
— Какое мне дело до других? Речь идёт обо мне и о Мушкове.
— Этот казак! — Люпин тяжело задышал, словно толкал телегу по колено в грязи. — Ты в него влюбилась?
— Я не знаю, что такое любовь. — Она надвинула папаху на голову. — Если это то, что я чувствую... ты прав.
— И что ты чувствуешь?
— Я чувствую, что должна сделать из Мушкова нормального человека!
— Из казака?
— Да!
— Пусть простит меня небо, но у меня больше нет дочери, а лишь пустое яйцо. Из казака — человека? Скорее ты сделаешь из волка собаку!
— Точно! — она слегка улыбнулась. — Мушков уже стал ручным. Каждому дереву нужно время, чтобы вырасти — человеку тоже. Ты меня не понимаешь, отец.
— Да, я тебя больше не понимаю, Мариночка. — Люпин повернулся к реке. Ночь медленно надвигалась на землю, солнце почти скрылось. — Может быть, я слишком стар. — Он втянул голову в плечи, как будто замёрз в тёплый июньский вечер. — Что теперь делать?
— Отправляйся домой, отец. Я вернусь.
— Когда, доченька?
— Через два-три года. Я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы изменить Мушкова. Но я вернусь только с ним. Я приведу его с собой.
Люпин несколько раз кивнул.
«Кого винить? — подумал он. — Бога? Судьбу? Царя за то, что не перевешал всех казаков? Себя за то, что хотел оказать сопротивление, и поэтому этот Мушков нашёл Марину? Что делать? Броситься в реку и утопиться?»
— Хорошо, доченька, — устало сказал Люпин. — Я ничего не понимаю, но езжай с Богом.
— Спасибо, отец. — Её голос внезапно задрожал. — Я не могу обнять тебя и поцеловать... Сейчас не могу.
— Конечно нет. Ты же казак...
Она кивнула, повернулась, взяла лошадь за уздечку и пошла к табуну. Люпин смотрел ей вслед. Она шла в последних лучах заходящего солнца, всё ещё отражавшихся в воде. Невысокий, стройный казак в смешной красной папахе на светлых волосах. Мариночка...
— Я останусь с тобой! — громко сказал Люпин. Его никто не слышал, шестьсот лошадей всё ещё пили в реке. — Что мне делать в Новой Опочке? Ты уходишь от меня, доченька, но я пойду за тобой. Я не брошу тебя. Что мне делать без тебя в этом мире? Я тебе ещё понадоблюсь, я знаю.
Он наблюдал за ней, когда она ехала с первой группой в лагерь. Она сидела в седле, как будто выросла в нём. Он почувствовал гордость и сказал себе: «Этому я её научил».
Он наблюдал за Мариной, пока она не исчезла в наступивших сумерках. Тогда он вернулся на реку к крестьянам и прислушался к их разговорам.