Он посмотрел на реку. День догорал мягким закатом. Земля освещалась рассеянным светом, от которого не было тени, как в первый день творения, когда Бог создал солнце.
— Давай быстрее, — сказал Люпин.
— Что?
— Бежим. Мы будем скакать всю ночь... Ермак должен ехать дальше и не бросится за нами в погоню. Нам удастся сбежать, Мариночка.
Марина посмотрела на стоящий в воде табун лошадей и на мерцающие огни костров. «Как трудно сказать, что он напрасно потратил столько сил и веры! Как трудно ему понять, что есть нечто большее, чем Новая Опочка, и что жизнь может быть наполнена страстным желанием познать просторы неизвестного! Мы не деревья, отец, и не растения, держащиеся корнями за землю... Мы молоды, а за пределами Новой Опочки мир так велик. И Иван Матвеевич здесь... Ты его не знаешь, но он спас мне жизнь, поэтому должен стать для тебя, как сын...»
— Я не хочу бежать, отец, — тихо сказала она. — Мне нужно напоить лошадь.
Люпин вытянул шею, как будто не расслышал.
— Ты не хочешь... — глухо сказал он.
— Нет, отец.
— Ты с ними добровольно... — это было так ужасно, что Люпин онемел.
— Да, отец.
— Ты не хочешь вернуться в нашу вновь отстроенную деревню?
— Не сейчас. Позже, наверное...
— Мариночка... — лицо Люпина дрогнуло. Слезы покатились по щекам и он не знал, что говорить и что делать. В отчаянии он провёл обеими руками по седым волосам. «Она остаётся с казаками! Моя доченька, моё единственное достояние, вся мою жизнь!»
— Что будет со мной? — наконец спросил он.
— Мы снова увидимся, отец.
— Это всё? Всё, что мне остаётся? Ждать, ждать мою доченьку. Просто ждать, не зная, вернёшься ли ты... Разве это жизнь?
— А в Новой Опочке разве жизнь?
— Да!
— А для меня — нет, отец. — Марина прижалась к лошади. Та уже привыкла к ней и стояла тихо и неподвижно. Только уши шевелились, и подёргивались ноздри при дыхании. — Что бы я делала в деревне? Работала бы в огороде, вышла бы замуж за крестьянина, родила бы детей, стояла бы у печки, и в какой-то момент умерла. Разве для этого подарена человеку жизнь?
— А что делала твоя мать? — пробормотал Люпин.
«Моя ли это дочь? — подумал он. — Она ли это? Её глаза, нос, рот, ангельское лицо — это осталось. Но какие мысли теперь у неё в голове! Мариночка, что с тобой...»
Он всхлипнул и закрыл лицо руками, ожидая дальнейших объяснений.
— Моя мать? — повторила Марина. — Кем она была? Животным на двух ногах... Быки и лошади работали вне дома, а она в доме. В чём разница? Она даже не хотела самостоятельно думать, это была твоя забота, отец. Я не хочу быть такой.
— Ты хочешь вместе с казаками убивать и жечь? — спросил он. — Моя дочь хочет... — Он опустил руки и уставился на неё.