— Мне это знакомо, — с пониманием кивнула Анна. — Каждый мужчина, по сути, законодатель. Он творит мир вокруг себя, и мы, женщины, можем быть приняты в этот мир, если очень-очень захотим.
— Если захотим, — откликнулась эхом Анастасия. — А если нет такого желания? Если мир этот с огрехами? Нам что же, править его бритвой? Становиться соучастницами творения?
— «Соучастницами творения», — рассмеялась Анна. — Замечательно сказано! И верно. Мы настолько «соучаствуем творению» мужских миров, насколько краски соучаствуют художнику, мрамор — скульптору, числа — математику, слова — поэту, а ноты — музыканту. Мы ткань этих миров, их фактура, их неотъемлемая часть, — Анна вспомнила слова Мастера о том, что без своей сабки он — никто. — К тому же, в отличие от красок, мы сами выбираем, какому художнику, какому Мастеру лечь на кисть. Не теплеет в душе — идем мимо, ищем нужного, своего. Да и надо ли искать? Так устроен мир: все всегда становится на свои места. Как детали пазла. Сразу ясно, твое ли место, совпал ли контур.
— Не совпало у нас ничего, — тяжело вздохнула Анастасия и продолжила рассказ.
Но даже все эти ограничения не особо бы тяготили Настю, ко всему привыкаешь. Тут подошли к концу каникулы. Нужно было снова приступать к учебе, но согласно установленным законам, на образование был наложен запрет. Чаша терпения была переполнена, и Настя сбежала, «потерявшись в супермаркете» во время еженедельного похода за покупками. Временно поселилась у знакомой с параллельного факультета, с которой связывали Настю полудружеские-полулюбовные отношения.
Первое время «гражданский муж» предпринимал активные действия по возвращению Анастасии в лоно несостоявшейся семьи. Звонил, писал сообщения, угрожал, умолял, вопрошал и требовал. Присылал фото своего внушительного члена, которым, кстати, орудовал резко и жестоко, чем всегда травмировал Настю во время анального секса, а другого он практически не признавал. Поджидал у дверей института.
Однажды он приехал с друзьями, дождался, когда Настя на достаточное расстояние отдалится от дымящего и галдящего студенческого стада, и попытался усадить беглянку в тонированный джип.
Настя брыкалась, вырывалась, орала и создала такой общественный резонанс, что даже патрульный наряд, равнодушно прогуливавшийся мимо, вынужден был обратить внимание на эту сцену откровенного насилия. Когда патрульные изменили направление движения и развернули стопы свои в нужную сторону, похитители неохотно отпустили жертву.
Восточный красавец выругался на чужом языке, сделал несколько откровенно-иллюстративных жестов, и компания в громоздком автомобиле, злобно протрубив клаксоном, скрылась за углом. Больше Настя никогда не видела ни этот джип, ни красавца, ни его друзей.