Я смутилась от искренности похвалы, почувствовала, как щеки обжигает румянец. Прежде Эдвин не давал такого лестного определения моим успехам.
— Это и есть ответ на вопрос "Зачем?", — помрачнев, он вернулся к теме, вновь отстранился и убрал руку. — Долго общаясь с Великим магистром, я постепенно убедился в том, что Серпинар — выдающийся боевой маг, создатель множества интереснейший заклинаний. Но довольно посредственный артефактор. Я, неопытный, только что закончивший школу маг, был ему нужен. Поэтому не смог уехать и после совершеннолетия. Он привязал меня должностью, заказами, дополнительными занятиям.
Эдвин опустошил чашечку и продолжил, рассматривая ее дно.
— На семейном совете мы решили, что в королевстве должен оставаться только я. Рисковать многими, если их присутствие в стране необязательно, неразумно, — он усмехнулся, повел правым плечом. — Отец оформил бумаги, позволил мне распоряжаться поместьем в его отсутствие. И родственники уехали через два месяца после моего совершеннолетия. Я промолчала. Если бы Эдвин тогда попытался уехать, ни к чему хорошему это бы не привело. Его вынудили бы сотрудничать, а его родных ожидала бы плаха. Как моих родителей.
— После их отъезда мы общались только письмами.
Относительно короткое время. Два года. А потом я решил, что слишком долго позволял Ордену распоряжаться моими талантами, — в лице вновь появилась ожесточенность, дар искрился от нарастающего напряжения, голос звучал сухо. — Я и раньше старался вредить инквизиции, но после одного случая стал прилагать значительно больше усилий. И переписка с родными могла превратиться из поддержки мне в угрозу их жизням. Я написал фразу, о которой заранее договорился с отцом. Заверил, что нашел свое предназначение. Что отныне служение Ордену — цель моей жизни. И получил ответ, что мои устремления семья полностью разделяет и желает мне успехов на выбранной стезе.
Он говорил подчеркнуто спокойно, а у меня сердце сжималось от жалости и боли.
Орден разрушил слишком многие семьи. В жизнях слишком многих появились последние слова, которыми обменялись любящие родственники. Вспомнив родителей и брата, подумала, что наши последние слова были искренними.
Последние слова Эдвина и его семьи — лживыми.
У меня были мои мертвые, я могла скорбеть по ним. А Эдвин для семьи стал живым мертвецом, и они жили в неведении. Ожидали вестей из Ордена, потому что замалчивать смерти аристократов нельзя, но надеялись, что Эдвин найдет возможность, лазейку и уедет на континент. — Не плачь, не надо, — он встал, обнял меня.