Уже заметно, что наступает осень. Солнце по утрам долго не отрывается от полосы зари, вначале красит шпили собора и колокольню розовым, потом розовое сменяется тяжелым расплавленным золотом, потом свет делается обычным дневным, бледным, прозрачным, и далекие горы протаивают сквозь дымку. Из сине-голубых они становятся того необычного то ли лилового, то ли серо-розового цвета, который так удивил меня, когда я разглядел их впервые.
Подумать мне нужно о многом. В основном, не беру ли на себя лишнее, занявшись правдоискательством и озаботившись справедливостью, которой от меня не требуют и не ждут. А у меня в мировоззрении кризис. Я должен понять, где я, что я и кто я.
Но как я утром ни крутил в уме свои задачи, получалось, что, не добившись правды, я свою работу не сделаю. Или просто не понимаю, как ее можно сделать иначе, не вижу другой путь. Мертвая ведьма чего-то хочет от жителей Броммы. Чего-то, что они или не дали ей при жизни, или остались должны после смерти. Иначе никак. Нужно решить ее загадку, и всем нам станет лучше, и мертвым, и живым.
Через четверть часа открылись двери магазинчиков, ноги понесли меня в местную книжную лавку. Книг мне не нужно, я себя очень ограничиваю в их покупке, поскольку, дайте волю, и все деньги я стану тратить на книги. Но в лавки книготорговцев захожу часто – погладить старые корешки, полистать страницы, посмотреть, что появилось нового, что отыскалось старого. Книги в Бромме либо хороши, но очень дороги, либо дешевы, но глупы. Серьезные издания по истории, философии, различным наукам в Аннидоре, например, можно приобрести почти вдвое дешевле. Знания здесь ценят, вот только из-за этого они становятся не всем доступны. А вполне доступные современные романы на серой бумаге я не читаю.
Решил утешить себя газетами, но и здесь выбор оказался скудным: местный еженедельник, отпечатанный кустарно деревенскими энтузиастами, – его я уже видел, – восьмидневной давности столичные "Добрые известия", рассылаемые заранее, так что новостям в них не менее десяти дней, и еще, как ни странно, стопка соседских, заграничных, странноватых даже с виду изданий. Они продавались хозяином как оберточная бумага, были куцего формата и неряшливой печати, но выглядели словно только что вынуты из-под станка. В принципе, ничего удивительного в том, что заграничная пресса здесь свежее аннидорской. Граница в двадцати с небольшим милях, столица же от Броммы отстоит почти на четыреста. Я взял две последние беррийские и нашу столичную, причем, столичную мне отдавать не хотели, она была кем-то заказана, но я настоял, пообещав вернуть, как прочту.