Ваша С.К.

       Блистательный Санкт-Петербург окунулся в сумрак белых ночей. Те, кому повезло, наслаждались скукой загородных дач. А кому не повезло, продолжали скучать в пыли столичных мостовых. Впрочем, везение и невезение в городе дождей и мостов всегда славились своей относительностью. Как, собственно, и сама скука.

       Например, сегодняшней ночью тринадцатого года двадцатого столетия в приемной Фонтанного дома предводителя петербургской нечисти князя Мирослава Кровавого и вовсе не было скучно в силу двух причин. Первой и главной являлась записка, нацарапанная на клочке бумаги: «Ушла за бутербродами. Буду к рассвету. Ваша С.К.» Ну, а вторая причина оказалась куда банальней: поток иностранной дряни, желавшей прогуляться по гранитным берегам Невы, все не иссякал и не иссякал.

       Короткая июньская ночь грозилась вот-вот растаять, и смертельно уставший секретарь князя Мирослава Кровавого спрятал записку в карман и потянулся к колокольчику, чтобы пригласить нового посетителя, но вдруг замер и обернулся к двери, спрятанной между дубовыми шкафами. Та распахнулась сию же минуту без всякого стука, зато со страшным скрипом, причиной которого стали вовсе не ржавые петли, а скрежет зубов разъяренного домовенка.

       Тем, кто не знал природу и назначение в Фонтанном доме данного субъекта, существо виделось человеком обыкновенным, лишь по нелепой ошибке природы обделенным в росте. Сейчас лицо домовенка было вымазано в саже, порты оказались абсолютно мокрыми, а рубаха безбожно измятой. Распоясанный и до безобразия взъерошенный, он замер в дверях.

       — Федор Алексеевич! — завопил домовенок звонким мальчишеским голоском. — Христом Богом молю, заберите вы от меня своего Игорку! Смилуйтесь! Все же чашки в дворницкой перебил… Самовар с кипятком на меня опрокинул… Метлу новую у дяди Вани по прутикам разобрал… И чем, скажите на милость?! Зубами! Спасите вы меня от него Христа ради!

       Секретарь вскочил, чуть не зацепившись пиджаком за мягкий подлокотник кресла, и шагнул к домовенку.

       — Ленту… Ленту княжны, красную, вами, Федор Алексеевич, дареную, голубю повязал, а голубь тот не голубь вовсе оказался, а… Ой, сами ж знаете воздыхателя княжны… А тут уши, а я могила…— продолжал жаловаться уже скрипучим голоском несчастный.

       Секретарь выхватил из рук домовенка замотанную в ажурную шаль корзинку, а его самого за шиворот отнес к двери и, дав хорошего пинка, отправил восвояси. Затем повернул в замке ключ и вернулся к столу.