— Кейсех кунем! Былять! Иди на хуй! Да! — заорал разгневанный Гоги и попытался лягнуть ближайшего к нему работягу в пах. Тот едва успел увернутся от удара, и снёс сапогом заветную бутыль человека в тельняшке. За мгновение до того заботливо отставленную хозяином на пол. Сосуд с зельем упал и лопнул с огорчительным звоном. Образовав под ногами самогонное озеро, тут же вспыхнувшее от искры подброшенной коварными бесами из огнедышащей бочки.
Видя, как обладатели напильников и прыщавые подмастерья принялись танцевать танец страха в надежде растоптать родившийся огонь, мужчина в тельняшке, сплёл из воздуха огнетушитель, и стал заливать мир окрест себя толстой и вонючей пеной. Когда баллон в очередной раз хрюкнул и издох, как пенсионер на вокзальной лавке. Мужчина в тельняшке в вразвалочку подошёл к золотозубому работяге, и едва уловимым для глаз движением правого кулака, сделал тому, удар под дых. Все мы стояли и смотрели, как мешком оседает в тающие хлопья поверженный Гогин оскорбитель. Никто даже и не думал вмешиваться. Я вдруг подумал, что здесь и сейчас вершиться, что-то большое и страшное. Что-то, что несомненно изменит мою судьбу.
— Что за ботва, Кузьмич? — Обратился мужчина в тельняшке к человеку в промасленной клетчатой кепке. — Что за козлиное мероприятие вы тут устроили?
— Так, это Боцман… — Начал оправдываться Кузьмич. — Мазуркевич велел пэтэушников к станкам поставить, а они ломанулись от нас как сайгаки…
— Мазуркевич пусть идёт в пень! — Раскачиваясь с носка на пятку, и глядя прямо в глаза Кузьмичу, спокойно сообщил Боцман. — Значит так, — Он извлёк и кармана величественный хронометр на массивной золотой цепи. — Через час с небольшим, я видеть перед здесь, четверть первача и поляну, поперёк себя шире. В противном случае… Ну, ты в курсе, что будет…. Да и ещё, — Боцман посмотрел в нашу сторону. — Я забираю, вот его, — Он указал на Гоги. И, пожалуй, что жидок, — Боцман ткнул пальцем в меня. — Будет за мной… Всё! Время пошло. И не слова больше не говоря, он повернулся к собранию спиной, и продолжил ворошить угли в баке.
— Но… это… Как же? … Мать! Етить! … — Пробовал возразить Кузьмич, грозя пространству кулаком, сжимавшим кепку. Но едва люди с напильниками обступили пленённых наших собратьев, Кузьмич плюнул с досады, и повёл колону идущих на х*й, в недра гремящего железом завода.
— Людоеды на х… Попали, былат в рабство…, Чучь слэм махтва. Вертел я на х*ю этот пролетариат … — Сокрушался Гоги, разыскивая в отсыревшей пачке, хоть одну сухую папиросу.
— Напрасно Вы так молодой человек. — Оторвавшись от полыхающего бака возразил Боцман. — Пролетариат — это великая сила. Способная сдвигать горы, и созидать миры. За пролетариатом — будущее! Так завещал нам Ленин, и так учит нас партия. Да продлит Аллах её дни. Впрочем, за политику вам ещё будут сказать люди пожирнее меня, а пока что, берите, лопаты, тачки, и пиздуйте по руду. И помните, здесь, как в Туркестане, тепло, страшно и басмачи кругом….