— То же самое! — яростно выразился Эрм. — Ровно то же самое!
— Нет.
Короткое слово. Но за ним стояла несокрушимая правда. Твари этого мира пили кровь иначе, чем маги любой Опоры Истинного Народа…
— Мы живём иначе, — повторил доктор. — Законы тонкого, — магического, если хочешь, — мира отличаются от законов мира физического. На физическом плане необходимо что-то поглотить, чтобы выжить. Съесть загнанное на охоте животное, например. Ты берёшь, и у тебя прибывает. Но в магии всё наоборот! Чем больше отдаёшь, тем больше получаешь. Это закон.
— А если нечего отдать? — перебил Эрм. — Если ничего не прибыло?
— Значит, копи.
— А если не получается накопить?
— Не можешь сам накопить, не хочешь, — нечего лезть! — сердито высказался сТруви. — Тогда сиди! Потому, что если начинаешь жрать без меры на тонком плане, то загоняешь себя в энергетическую в яму, откуда нет возврата. В яме приходиться жрать всё больше и больше, чтобы не сгнить окончательно без притока свежего воздуха извне. Чем вы все и занимаетесь, как я посмотрю. Я, кстати, сразу оценил угрозу вашего появления. С первых же дней. Но мне не верили. Надеюсь, поверили хотя бы сейчас. Я принудил тебя раскрыться, так было надо, прости. Может быть, нам ещё удастся спасти наш мир, несмотря на то, что время потеряно!
Эрм молча уставился на сТруви. Прости, он сказал. Он сказал, прости. За что? За то, что поступил так, как и должно поступать с пленным, лишённым статуса бесправным рабом?
— Я не понимаю, — сказал он.
— Вижу, — отозвался сТруви.
— Так объясните же!
— Дети — священны, — сказал доктор. — Самое ценное, что только может быть у человека, самое дорогое… Но даже не поэтому. Вернее, не столько поэтому. Мучения детей увеличивают энтропию…
— Увеличивают… что?
Доктор покачал головой. На переносице у него появилась вертикальная складка, и как-то сразу стало видно, что он немолод, видел многое и порядком устал…
— Помнишь некротические пятна в аурах раненых, которые мы с тобой удаляли и рассеивали. Ладно, ты рассеивал.
Эрм кивнул. Он помнил. Трудно было забыть!
— Когда кто-то умирает в муках и в особенности же, умирает долго, не получая избавления, такое пятно появляется на тонкой ткани мира. Когда в муках умирает ребёнок, пятно проявляется особенно жёстко. Чем дольше муки, тем глубже некроз магического тела мира. Если коллективное страдание переходит черту, мир покрывается некротическими полями полностью, задыхается под коркой смертельного панциря и погибает. Я видел такие миры, убитые в ноль, подозреваю теперь, что убитые именно вашими Опорами. Когда я был молод и ещё жив, Империя послала меня на рубежи; выпускники Имперской Медицинской Академии необходимы везде, и везде их не хватает. Мы встретили скитавшийся в междумирье народ адалорвь. Поначалу не поняли друг друга и случилась стычка, но впоследствии ситуация разрешилась. Адалорви отвели место в Пятом мире Империи. Это было давно. Видел одного из младших моих, Ненаша? Он — адаль. Какое-то количество семей адаль живёт сейчас в каждом мире Империи… Так вот, тогда мы прошли в их родной мир, чтобы спасти оставшихся. Тех, кто уцелел. И это был очень тяжёлый опыт. Тогда я видел финал. Теперь наблюдаю начало, и мне страшно. Можешь в это поверить, парень? Мне, — он сам в себя ткнул пальцем, — проводнику стихии смерти, страшно!