Ненавижу это слово. В жизни всегда есть какое-то «но», будь ты хоть лайне, хоть охотник, хоть оборотень, хоть человек.
Вздохнув, я осторожно сдвинула мужскую ладонь, встала и прошла в ванную. Там на меня из темного зеркала смотрела все та же Ани. Или Ханна, как меня звали на западе, Анико на востоке, Айше на юге, Айгынь на севере… Аннет, Нани, Пани, Гана, Нита, или более приятное уху и простое Эни.
Ани, а по рождению Анаис. В чувстве юмора отцу не откажешь, раз он назвал меня в честь древнеперсидской богини плодородия и любви. Хотя он говорил об этой богине, как об обычной жрице храма у дороги, где каждый путник мог обменять звонкую монету на ночь любви.
Бабушка зовет меня Анис...
Сколько имен – сколько жизней. За двадцать семь лет не так уж и много. И вот, очередная закончена.
Я включила воду и встала под душ. Мыло пахло цветами, оно одинаково хорошо смывало засохшую кровь, под которой давно уже не было ран, и ледяной запах прикосновений охотника.
Снова вспомнились слова влюбленной в волка девчонки. Если любишь, выдержишь, что угодно, только бы он был рядом. Я бы сказала иначе. Если любишь, то принимаешь человека целиком со всеми достоинствами и недостатками. Берешь полный комплект. И не пытаешься его изменить.
Я хотела, чтобы охотник принял меня, мою силу и мое прошлое, которого я не намерена стесняться. А сама? Насколько меня пугала сила Дениса? Черный водоворот его глаз?
Мы – это то, что мы есть. Либо принимаешь все, либо ничего
Выключив воду, я стала вытираться.
Он – охотник, я – лайне. У нас нет будущего. Поправка, у меня нет будущего, а у него еще оставался микроскопический шанс порвать образовавшуюся цепь. Порвать и жить свободным, как и положено настоящему охотнику. Охотнику, который не может иметь слабостей. Он не должен никогда больше видеть меня, не должен прикасаться, держать в объятиях, даже убивать не должен. Мы слишком много времени провели вместе, слишком глубоко познали друг друга. Для человека обратной дороги уже не было бы. Но Денис сильный, он выдержит.
Но если я уйду, охотник будет искать меня. Он уже продемонстрировал, как просто найти тех, кто мне дорог. Если только…
Я прошла в комнату, посмотрела на спящего Дениса, взяла со стола лист бумаги, карандаш и села за стол. Если только не рассказать ему правду. Объяснить, чем обернутся для его свободы эти поиски. Я сама хотела привязать его к себе, подло, исподтишка. И признаваться в этом было мучительно больно, но необходимо. Так и тянуло разреветься и написать что-нибудь жалостливое, вроде признания в любви.