Я чувствовала, что дальше не в состоянии переносить этого мучительного состояния духа. Фредерик Грей – простите, сударь, я говорю о прошедшем, – тихонько сказал мне на ухо, что если кто-нибудь и влил яд в лекарство, то это мог быть только Карлтон, а не его отец. Я этому не могла поверить, но эти слова произвели на меня глубокое впечатление. Наконец, я услышала показания, данные Карлтоном на суде, и с тех нор, если я и не была убеждена в виновности его, то верила в эту возможность.
В самом деле, он дал присягу в том, что нс видел и не трогал лекарства после того, как оно было передано мистрис Пеперфли, что он не видел, куда его положили. Я знала, что это была ложь, потому что он видел и трогал лекарство и старательно положил его на то же место, с которого взял. Он показал под присягой, что не велел мистрис Крав принимать лекарство, а я знаю, что он не говорил ей ничего подобного. Он, наконец, показал, что не знал мистрис Крав, что он не знал, кто она и откуда: я была уверена, что все это ложь.
Был момент, когда я хотела приблизиться к судье, попросить слова и сказать все, что знаю, но я не посмела. Это было бы слишком смело для такой робкой девушки, как я. А что, если мистер Карлтон обратит свои показания против меня, обвиняя меня в ложном показании? Кому из нас двоих поверили бы больше? Он – человек с положением в обществе, доктор, а я бедная прислуга!
Перед окончанием следствия было найдено одно письмо, это, миледи, было повторение – слова в слово – того письма, которое нашла вчера леди Лора. Это письмо живет еще в моей памяти. Следователь показал это письмо Карлтону; он на это ничего не ответил. Он взял письмо в руки и, обернувшись спиной к публике стал рассматривать его перед окном. Присяжные усмотрели в этом поступке Карлтона только желание быть поближе к свету, но я была убеждена, что он хотел только выиграть время, чтобы оправиться от своего волнения. Письмо, которое читала нам вчера леди Лора, то же, которое было написано рукою мистрис Крав в тот вечер, когда она была так взволнована; я узнала его по конверту. Это то самое письмо, которое я по поручению вдовы Гульд отнесла к Карлтону.
В конце следствия у меня были более, чем подозрения; я убеждена была, что Карлтон убийца мистрис Крав.
– Вы должны были громко провозгласить это, Юдио, – сказала Дженни.
– Миледи, я уже заметила вам, – мне бы не поверили. У меня не было и тени доказательства для моего обвинения. Подумайте! Ведь все должно было бы основываться на моих словах. Я даже не могла доказать, что мистрис Крав была не чужая для мистера Карлтона. Быть может мне не поверят еще и теперь.