Призвав на помощь всю свою выдержку, представил, что он на шпионском задании и должен изображать гея, у которого по определению в такой ситуации штаны не будут топорщиться. Вот удивительно — как тело и душа находятся в прочной привязке. Отвлекся на физиологию — и боль чуть утихла.
— Все позади, — сфальшивил он. Все совсем не позади. Все только начинается. Что делать с татуировкой? Уподобиться ее мужу и потребовать чтоб избавилась? Она снова примет это за насилие. Убедить в том, что все нормально? Какой на хрен нормально? Его передергивало от мысли, что на его девушке клеймо другого мужчины.
Тут уже Влада, словно прочитав его мысли, хлюпнув носом, тихо, будто боясь, что он не поверит, сказала:
— Я не успела от нее избавиться, потому что, сбежав от мужа, я сразу поступила на работу. И у меня еще не было отпуска. Я обязательно избавлюсь или сверху другую набью, — Влада непроизвольно вздрогнула, и Дим понял, что ей не в удовольствие терпеть физическую боль. Но ради него она готова на это. Сука! Желваки Дорохова выдали его бешенство. Получается, он тоже требует от нее жертвы! Без него ходила б она в своих монашьих блузках. Нет, он не требует, но ждет. Было от чего прийти в ярость и метать громы и молнии в душе.
— На этом твои глупенькие боязнелки закончились? — Дорохов хотел услышать «Да», однако безупречной интуицией чувствовал, что это только вершина айсберга. И что делать? Устроить вечер откровений, чтоб потом не было сюрпризов? Хотя он вспомнил, как она стекла по стеночке от его наезда, видать, напомнил ей мужа. Психика — вещь тонкая. Если сейчас еще пару скелетов из шкафа достанет, потом трудно будет в себя прийти. О себе он не думал. Он взялся защищать эту хрупкую, трепетную девочку, и он будет это делать.
— Только, пожалуйста, не говори ничего! Я взрослая девочка, и все понимаю. Поэтому договариваемся на берегу, пока у нас ничего не было — речь о женитьбе мы не заводим. Никогда и никак.
И предупреждая возмущения Дима, она накрыла его рот своей ладошкой.
— Я страшно боюсь потерять тебя, не успев обрести. Но я должна объяснить, почему я такая, почему со мной все сложно. Я сама виновата, но я думала, что смогу терпением смягчить характер мужа, но получалось только хуже. За провинности он наказывал меня. Ремнем. И секс с ним был для меня тоже наказанием. Я просто терпела. А с тобой …, — Влада запнулась, подбирая слова. — Я хочу быть с тобой. Так долго, насколько это возможно. И последнее. Я бесплодна.
Давно он не получал под дых. Ни физически, ни тем более морально. Сейчас он реально почувствовал, что не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хотя судя про той прелюдии, которую ему нарисовала Влада, можно было ожидать чего-то зловещего, жуткого. Бл@ть, закопанный расчлененный труп, съеденная собака в голодный год, отнятая у старушки пенсия. Мерзость, гадость, ужас — казалось не так могут выбить дух, как это вот бытовое, будничное, которое встречается чуть ли не через раз — «я бесплодна».