Туман из серого теперь стал черным. На линиях Васильевского острова мерцали тусклые фонари. Моросил мелкий дождь. Коста взглянул на часы — половина седьмого. А он обещал быть у Синеокова к восьми. Может, завернуть на часок к Андукапару, благо он живет неподалеку? Счастливый Андукапар! Окончил Военно-медицинскую академию, работает в барачной больнице. Самостоятельный человек.
Или лучше зайти к Сайду? Или к Исламу?
Он шел медленно, раздумывая над горестной своей судьбой, и сам не заметил, как очутился на нужной ему линии и даже у того самого дома, где живет Синеоков. Разыскивая квартиру, Коста подошел к двери, которая вела в полуподвал, и постучался. Навстречу вышла девушка и, радостно улыбнувшись, спросила:
— Какими судьбами, Костя?
Хетагуров смотрел на девушку, с пушистыми, коротко остриженными волосами, и не узнавал ее. Только голос показался знакомым.
— Мне нужен Иван Ильич… — растерянно сказал он.
— Заходи, заходи, Хетагурчик! — повторяла девушка.
Они прошли в комнаты.
Синеоков, увидев Коста, встал, протянул руку и сказал, обращаясь к дочери:
— Это Константин Леванович, друг мой. Ну, садитесь, садитесь… — ласково приговаривал он.
— Благодарю вас, Иван Ильич, — смущенно ответил Коста, оглядываясь.
Девушка продолжала улыбаться, глядя на него от порога комнаты. И тут он узнал ее. Леля!
— Вот не ожидал! — воскликнул Коста. — Значит, вы здесь живете?
Она очень повзрослела за те полтора года, что они не виделись, со дня похорон Тургенева. Чуть заметная складочка легла между бровей, серьезнее и глубже стали глаза.
— Конечно! — весело ответила Леля. — Ведь Иван Ильич — мой отец…
— Ничего не пойму, — развел руками Синеоков. — Вы знакомы?
Смеясь и перебивая друг друга, они рассказали Ивану Ильичу о том, как познакомились в академии, и, видя, как оба оживились, Синеоков тоже обрадовался их встрече.
— Ну, дочка, соловья баснями не кормят, — ласково сказал он. — Ты в доме хозяйка! — И, мгновенно погрустнев, добавил: — Вот уж скоро полгода, как мы осиротели…
В комнате вкусно запахло хлебом и жареным мясом. Впервые за последние тяжкие месяцы Коста вдруг почувствовал себя дома.
Далеко за полночь, когда Коста наконец поднялся, Синеоков крепко схватил его за руку.
— Не время в такой час разгуливать по питерским улицам, — сказал он. — Оставайся-ка ночевать! Моя квартира, надо полагать, надежно охраняется. Й если полиция поинтересуется, что за молодой человек пришел к нам, скажем — жених к невесте пожаловал. Задержался, заночевал. Вообще, Коста, переселяйся-ка ты к нам! Одному трудно на чужбине, будем делить хлеб-соль.