Обыск ничего не дал, но Синеокова увели.
Леля стояла бледная среди разбросанных книг, вещей и бумаг. Перевернутая мебель валялась на полу.
Коста подошел, бережно обнял девушку за плечи. Она взглянула на него сухими от горя, синими, как у отца, глазами и тихо сказала:
— Я им этого не прощу!..
Коста не ответил. Да и что он мог сказать? Нагнувшись, он поднял с пола фотографию Лелиной матери, грубо сброшенную со стены безжалостными полицейскими руками, и повесил ее на прежнее место.
А через три дня Коста Хетагурова пригласили в участок.
Прямо из полиции он пришел к Андукапару. Черные глаза его казались тусклыми, губы подергивались.
— Что опять стряслось? — встревоженно спросил Андукапар.
Коста молчал.
— Не томи душу! Что случилось? Леван жив? Андукапар знал, как брат любит своего отца, и считал, что лишь смерть старика могла бы так потрясти Коста. Но тот покачал головой, опустился на диван и, сжав кулаками виски, со стоном выдавил из себя:
— Какая мерзость!
— Да говори, черт бы тебя побрал! — прикрикнул Андукапар и протянул ему рюмку с каплями Вольфсона. — Выпей и успокойся.
— Не помогут мне твои капли!
Андукапар присел рядом, дружески положил руку па вздрагивающие плечи брата.
— Полиция вызывала… Понимаешь, полиция!..
— А, какая беда! — улыбнулся Андукапар. — Или тебе впервой?..
— Мне приказано в течение суток покинуть Питер. Понимаешь?
Коста закрыл лицо ладонями, у него закружилась голова.
— А я давно говорил — уезжай-ка ты, брат, пока за решетку не упрятали, — спокойно сказал Андукапар. — Завтра же. И ни часом позже! Смотри, как бы за казенный счет не отправили, да еще в другую сторону. Или не знаешь, что в городе творится?
— Да что я такого сделал? — Коста недоуменно развел руками.
— А чьи эти слова?
Ты людоед! Да!.. Ты всегда
Горячей кровию питался!..
— Чьи это слова? — повторил Андукапар и сам ответил: — Твои. Не ты ли читал их в землячестве? И не твои ли писания ходят по рукам, призывая к борьбе? Ты сам плетешь себе железную решетку! Кажется, знаешь, что и Борисова на днях арестовали, и Якубович в тюрьме, — мало тебе? Тебя гонят из столицы, грозят ссылкой, а ты строишь из себя неприступную Касарскую скалу!
Коста мягко высвободился из-под руки брата, и вопросительно заглянув в его взволнованное лицо, спросил:
— Так что же дальше?
— Домой, немедленно домой!
Если бы пел я, как нарт вдохновенный,
Если б до неба мой голос взлетал,
Все бы созвал я народы вселенной,
Всем бы о горе большом рассказал.
Каста